Катерина Грачёва ОСТОРОЖНО, СВЕТЛОЕ ПРОШЛОЕ на заданную тему в заданном стиле

«ОСТОРОЖНО: СВЕТЛОЕ ПРОШЛОЕ. МАТРОС ДАЛЬНИЙ». Хоныч прибил здесь эту дощечку, когда один из наших юнг, после неудачного прыжка проболтавшийся все плавание в кубрике, с горя зашел в эту глухую калитку и больше не вышел.

Пристань была вся огорожена забором — старым и высоким забором из серых досок. Дул бодрящий и холодный весенний ветер, под ногами похрустывал тонкий ледок: после полудня похолодало.

Говорили, что там, за забором, какой-то заразный воздух: вдохнешь — очумеешь. Но думаю, что больше пугали. Ведь тот юнга уже и на корабле был не в себе, а тут все бродил вдоль забора и только искал подходящего момента. Я — другое дело. Я, правда, тоже уже битый час бродил вдоль забора, только по совсем другой причине… Сегодня на пароходике отплывали мои друзья. То есть, те, что когда-то были мне друзьями… нет, правда, настоящими друзьями. Вместе собирали цветную гальку, вместе бредили океаном, вместе поступили в училище. Вместе подолгу стояли перед узорчатой оградой, отделявшей от города ту легендарную бухту, которая в документах означалась лаконичным «Б. Д. К.», в песнях торжественно нарекалась Рассветной, а для нас, курсантов, носила печально насущное название Неприступной. А иногда мы вместе перелезали через эту ограду, презрев правила и наказания (если от злющего пса по кличке Цербер мы уже научились вовремя удирать обратно ценой всего-навсего порванных штанов, то в училище нас ждали бури повесомей)… А в одну из таких же неровных весен, когда прибыл в Недоступную Дальний Капитан, мы так же вместе до изнеможения просились к нему на корабль, вместе страшно переживали отказ… И вместе решили пробираться на борт тайно.

Мы придумали кучу планов, как миновать Цербера, и тихо надеялись, что не будет же эта зверюга, в конце концов, в самом деле калечить людей. Но там, на месте, стало понятно: все наши планы никуда не годятся… И Хоныч, самый сумасшедший из нас, вдруг прыгнул на этого Цербера и тихо заорал, чтобы мы прорывались вперед. Тогда я тоже вцепился в них двоих, наверное, это было очень страшно, но я не успел это обдумать. А остальные тоже никуда «прорываться» не стали, начали бегать, вопить и звать на помощь.

Вот тут и пришел Дальний Капитан со своими матросами, и нас унесли к бортовому врачу, а тот с ног до головы перемазал нас каким-то Дальним снадобьем и попотчевал уколами, после чего мы уснули, а проснулись уже в море. Снадобье оказалось и вправду чудодейственное, совсем как в легендах, так что мы скоро поправились. И тогда нам здорово попало от Капитана Дарля. Ведь с таким хулиганством на Корабль не попадал еще никто. Потом нас отправили драить палубы, а мы вовсю старались оправдать возложенное на нас доверие — и мало-помалу оправдали. Особенно легко нам тогда давались прыжки в завтра, потому что посреди того, что нам открылось, мы начисто забыли о прошлом. Мы были совершенно счастливы, если не считать, что друзья остались на берегу…

Вот они-то сегодня и собирались отплыть в Светлое Прошлое. Я не верил, когда услышал слухи, я не верил их собственным словам, не верил, когда носильщики протащили сюда их чемоданы, и даже сейчас, когда мне не удалось отговорить друзей и они все-таки скрылись за этой дверью… я не верил. И дверь никак не отпускала меня. Я понимал, что не я виноват в том, что мы вот так расстались, но все-таки, все-таки… Ведь это же все-таки друзья! И если я буду стоять на берегу, когда их пароходик даст последний гудок, если я буду стоять на берегу в ярко-голубом кителе с золотыми нашивками, может, они опомнятся, может, хоть один из них потребует трап или даже спрыгнет прямо в воду, ведь бывает же так, бывает, редко, но бывает!..

Холодный ветер опять толкнул меня в лицо. Может быть, поэтому я и дернул за ручку. Я очень не любил, чтобы меня толкали.

Дверь заскрипела, я решительно шагнул внутрь. И застыл, пораженный.

Вовсю светилось и пело давно забытое, как в далеком детстве, бабье лето. Щедрое закатное солнце золотило забор, так что стало видно: никакой он не серый, а живой, сосновый, пахнущий солью и смолой… Ветерок был тепл и ласков, и море почти не шумело. Большая пестрая бабочка присела мне на рукав, расправила крылышки.

— Лани! — закричали друзья и радостно побежали ко мне. — Лани, неужели ты с нами! Как это все-таки здорово!

Они облапили меня со всех сторон, но я сказал, слабо отбиваясь и пересиливая баюкающий плеск волн:

— Нет, я пришел проститься. Навсегда. Потому что в прошлое даже письма не доходят. Если только вы на самом деле отплываете. Ведь в двух шагах отсюда — вы только подумайте — стоит Дальний Корабль. И Капитан ищет двух матросов на смену тем, кто погиб. Вы слышите, что я говорю — Дальний Капитан Дарль сам ищет матросов!

Дверь позади скрипнула, и в нее заглянул Хоныч, пахнув тревожной весной.

— Лани, ты с ума сошел, почему ты здесь?

— До отплытия еще четыре часа, — сказал я. — А здесь — наши друзья…

— Четыре часа! — закричал Хоныч. — Если бы в прошлый раз у нас были бы лишние четыре часа, чтобы проверить все тросы, Чампа сейчас был бы жив!

— Я проверил тросы. Я проверил щели. Хоныч, я все проверил, что только мог, я не спал всю ночь, я все сделал, Хоныч. У меня есть законные четыре часа. Ты что, не видишь, что это наши друзья? Скажи же им что-нибудь. Скажи им о красоте Дальних Звезд. Скажи им, что Капитан ищет матросов…

Но Хоныч больше ничего не сказал — хлопнул дверью.

— Звезды? — спросили друзья. — Нет, ты правда видел Дальние Звезды?

О! Еще бы! Конечно, я видел! Не раз, и так близко, так близко… Если бы мне сейчас удалось это им передать… Они никогда, никогда не уплыли бы в прошлое!

И я начал рассказывать. Я рассказывал долго, долго, может быть, целые полчаса, и они слушали жадно, во все уши… Но потом я вдруг заметил, что им просто хорошо. На зеленой траве, под ласковым солнышком и тихим ветерком, запивая чайком из термоса, слушать далекие сказки человека в ярко-голубом кителе… Им нравились мои сказки о бурях и водоворотах, о грозах и полетах загадочных Дальних Кораблей. Там, по пути в прошлое, они еще не раз услышат друг от друга эти легенды под мерное качанье пароходика…

Тогда я встал, резко заболев от безнадежности, и пошел. Надо было и вправду все еще раз проверить на Корабле. «Оставьте мертвым хоронить своих мертвецов»…

Но тут они всполошились. Начали спорить и спрашивать. Неужели правда, что есть два свободных места? Так ведь они, пожалуй, готовы! Готовы прямо сейчас их занять, если, конечно, там приличное жалованье, а впрочем, даже если не очень приличное, мне хватает, значит и им хватит; пожалуй,