Annotation

(Повесть последних дней).

Зарин Андрей Ефимович

Андрей Зарин

Лия.

I.

II.

III.

IV.

V.

VI.

VII.

Зарин Андрей Ефимович

Лия

Андрей Зарин

Лия.

(Повесть последних дней)

I.

Поручик запаса Борисов только что пообедал, когда денщик подал ему приказ.

Борисов развернул лист тонкой бумаги с бледным гектографическим оттиском, прочитать бумагу и недовольно поморщился. Батальон, в котором числилась его рота, должен был немедленно выступить из города и занять форт номер четвертый, расположенный где-то по окружности города.

Вместо послеобеденного сна Борисов надел шинель, поверх её боевое снаряжение, отдал необходимый распоряжения денщику и вышел из дома, сперва к батальонному командиру, потом в свою роту.

Толстый, с красным лицом и бровями в виде запятых, капитан Мухин встретил его уже одетый по-походному.

-- Когда выступать, Иван Сергеевич?

-- Как это, батенька, "когда"? -- удивился капитан, поправляя на толстом животе ременный пояс. -- Сейчас, сию минуту. Я думаю, первая рота уже вышла.

-- А мне надо задержаться в городе, -- сказал Борисов.

Борисов смущенно улыбнулся.

-- Надо окончить пломбировку зуба. Не окончу -- пропаду.

-- Ну, это можно. Доверьте роту своему офицеру, Крякину, что ли, -- окончите пломбировку и догоняйте нас. Только торопитесь.

Борисов поспешно пошел в роту. Там уже все было приготовлено к выступлению. Он обратился к прапорщику запаса:

-- Петр Алексеевич, я попрошу вас повести роту, потому что мне надо бежать к зубному врачу. Я догоню вас по дороге.

-- Нет ничего проще, -- ответил весело Крякин, сверкнув ослепительно белыми зубами и расправляя богатырские плечи.

-- Так я пошел...

-- С Богом!..

Борисов кивнул Крякину и направился к зубному врачу, зайдя по дороге в табачный магазин, чтобы купить себе папирос.

Зубной врач, Исаак Лазаревич Червончик, огромный, жирный еврей, с плешивой головою, черной бородою, с толстыми, короткими пальцами, с толстым, носом и толстыми красными губами, усадил Борисова в кресло и стал копаться в его зубе, в то же время говоря без умолку:

-- Другие евреи многие бежали из города, а я остаюсь и совсем спокоен. Чего, скажите, пожалуйста, мне могут сделать немцы? Ну, я буду лечить их зубы, как и вам -- и все! Если я буду бежать, я буду совсем разорен. Разве я могу все это свезти на себе?..

Он махнул короткой, толстой рукой вокруг себя и снова нагнулся к зубу, захватив на пинцет пломбу.

-- А без своего кабинета, что я таково? Пхе. Я вовсе не дурак. Жены у меня нет, детей тоже. Вы торопитесь? Ну, ну! Я закончу ваш зуб очень скоро. Потерпите немного. На форт? Они так и рвутся, чтобы войти к нам. Только я знаю, что это дудки. Сам Великий Князь, дай ему Бог здоровье, сказал: "это дудки"... Сидите, пожалуйста, спокойно. Я скоро... И чего мне бояться? Они, говорят, дерутся, как сумасшедшие, потому что пьяные, а лучше нашего солдата во всем мире нет. Ой-ой, какие молодцы эти солдаты! А казаки? Разве где-нибудь есть, как наши казаки? Я вас спрашиваю: где вы видали таких? Нигде!.. Вы торопитесь? Ну, я в одну минуту. Такой пломбы даже в Варшаве нету. Чемодан попадет, так ее не испортить. Ха-ха-ха!.. Когда это война окончится, будь она неладна, я непременно в Варшаву уеду. Вы торопитесь? Ну, теперь совсем кончено... Еще немножки и все будет очень хорошо и ни от какого ветра у вас зуб не будет болеть. Если вы будете в окопе по пояс в воде, по колена в снеге, и тогда у вас зуб болеть не будет. Это я вам верно говорю. Да-да! Спросите, кто не знает Червончика. Какие паны у меня зубы лечат. Пан Бржезовский ко мне из Варшавы приезжал. Вот какой Червончик.

Борисов сидел с раскрытым ртом, слушал непрерывную болтовню Червончика, и у него начала разбаливаться голова. Наконец, Червончик выпрямился, щелкнул пальцами и начал убирать свои инструменты.

-- Все! Теперь совсем готово и вы сто раз будете говорить: "Спасибо господину Червончику". О-о! Я непременно уеду в Варшаву. Здесь что? Пхе! Одного паскудства. Сколько надо? Ну, давайте шесть рублей. Это совсем задаром. В Петрограде с вас брали бы и десять, и двенадцать, а я только шесть.

Борисов заплатил шесть рублей за что обыкновенно он платил три рубля, пожал толстую руку Червончика, оделся и вышел.

II.

Зима подходила к концу. В воздухе уже чувствовалось веянье весны, и почерневший снег лежал рыхлыми массами, непрочно скрепленный слабыми морозами. Дул резкий ветер и гнал по небу тёмные, тяжёлые тучи.

Борисов увидел жалкого извозчика, сел в ободранные сани и приказал везти его до городской черты.

-- Чи до вигона, чи до заводов? -- спросил извозчик.

-- По дороге к форту номер четвертый.

-- Ну, тогда до вигона, -- и извозчик погнал свою клячу, неистово махая кнутом, вскрикивая и качаясь на козлах.

-- Куда мне теперь идти? -- спросил Борисов, сходя с саней на краю снежной поляны.

-- А вот и дорога, -- указал извозчик кнутовищем, -- все прямо и прямо.

-- Далеко?

-- Версты три.

Борисов, держа в руке коробку с папиросами, перешел снежную поляну и вышел на дорогу.

Он шел бодро-свободным шагом по крепко укатанной снежной дороге, справа и слева которой по обочинам росли огромные дубы и грабы с толстыми ветвями, покрытыми снегом. Дорога лежала прямая и ровная. Борисов шел уже добрый час и, наконец, остановился. Он прошел не три-четыре версты, а все шесть и не видел ничего похожего на форт.

-- Эй! -- закричал он, увидев впереди себя крестьянина в белом зипуне и мохнатой шапке, который быстро шел, опираясь на длинную палку.

Крестьянин остановился и обернулся.

-- Скажи, любезный, скоро ли будет форт номер четвертый?

-- Четвертый? Тут не будет такого. Вам надо вот туда идти... -- И он показал ему палкой совсем в другую сторону.

Борисов с досадою покачал головою.