Annotation

«Европа, 45» — это повествование о последнем годе войны, об окончательном разгроме фашистской Германии и ее союзников. Но события происходят не на фронтах, а в глубоком фашистском тылу, на западе и севере Германии, в Италии, в Голландии и в Швейцарии.

«Европа — Запад» — роман о первых послевоенных месяцах в Европе, о том, как на неостывших пепелищах стали снова зарождаться и объединяться человеконенавистнические силы, готовящие новую войну. Место действия — Западная Германия, Италия, Франция.

ПАВЛО ЗАГРЕБЕЛЬНЫЙ

ЕВРОПА, 45

ЧЕТВЕРО В ТРЮМЕ

В ЛОВУШКЕ

ИЗ ОГНЯ ДА В ПОЛЫМЯ

ЧЕЛОВЕК ИДЕТ ЛЕСОМ

УПАВШИЙ С НЕБА

«БЕЙ В БАРАБАН И НЕ БОЙСЯ!»

ПАССАЖИР «ХОРХА»

НОЧЬ БЫЛА ЕГО ЦАРСТВОМ

ИЗ ЧЕГО ДЕЛАЮТ ДЕНЬГИ

ТРАГЕДИЯ В ВЫСОКИХ ШИРОТАХ

МЕРТВЫЕ ХВАТАЮТ ЖИВОГО

ПЕРЕД ВРАТАМИ СМЕРТИ

КОГДА ЛОМАЕТСЯ ЛЕД

ИТАЛЬЯНСКОЕ КАПРИЧЧИО

ОХОТА НА ЧЕЛОВЕКА

«СИЛЬНЫЙ И МУЖЕСТВЕННЫЙ»

ДА ЗДРАВСТВУЕТ СТАЛИНГРАД!

СТРАНА БЕЗ ТАЙН

ОНИ ШЛИ ВПЕРЕД...

ОДИНОКАЯ МЕЛЬНИЦА

 ЯКОБ ВАН-РООТ

ЧАС РАСПЛАТЫ НАСТАЛ

ДЕНЬ НЕОЖИДАННОСТЕЙ

РАКЕТА! РАКЕТА!

МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

КОГДА ЛЮДИ ГОЛЫЕ...

НА ЗАКАТЕ СОЛНЦА

ОНИ СРАЖАЛИСЬ

РАНЕНЫЕ НЕ СТОНУТ

ПОД ДИКИМ ВЕТРОМ

К МЫШИНЫМ НОРАМ

НАРУШЕНИЕ ТРАДИЦИОННОГО НЕЙТРАЛИТЕТА

ВЕСЕННЯЯ НОВЕЛЛА

ДАЖЕ ЦЕЗАРЬ ИМЕЕТ БЕДНЫХ РОДСТВЕННИКОВ

ТАЙНА ПОД СОЛДАТСКОЙ КАСКОЙ

ПЕРЕВЯЖИ ЕЕ РАНЫ

СУД ИСТОРИИ

ПЕСНЯ

 ЕВРОПА — ЗАПАД

ПРОЩАЙ, ОРУЖИЕ

EX OREMO[55]

СТОЛИЦЫ

ВИЛЛА-РОТОНДА

РЕЙНСКАЯ ПЕРЕПРАВА

ПИСЬМО МАТЕРИ

КОГДА УМЕРШИЕ ВОЗВРАЩАЮТСЯ

ВЕЛИКОЕ СЛОВО

ХОТЕЛ ТВОРИТЬ ЧУДЕСА

МИССИЯ «ПЕЙПЕР-КЛИПС»

СВИДЕТЕЛЬ ОБВИНЕНИЯ

КРИЧИ, ЕСЛИ МОЖЕШЬ

ГЕРМАНИЯ, ГЕРМАНИЯ...

ТАК ЗАМЫКАЕТСЯ КРУГ

ХРОНИКА НОЧНЫХ СОБЫТИЙ...

 ...А ТАКЖЕ УТРЕННИХ...

ХОТЬ С МОСТА ДА В ВОДУ

ОДИССЕЯ ПАНА ДУЛЬКЕВИЧА

СКВОЗЬ АВТОМАТНЫЙ ПРИЦЕЛ

КТО ИСКАЛ, А КТО НАШЕЛ

НА БЕЛОМ КАМНЕ

ПЕРВЫЙ ВЫСТРЕЛ

ПОДНИМИ МЕНЯ, А ТО НЕ ВИДНО

И ВЫРОС Я НА ЧУЖБИНЕ

ВСКОРМЛЕННЫЕ ВОЛЧЬИМ МОЛОКОМ

СЛУШАЙТЕ ВСЕ!

notes

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32

33

34

35

36

37

38

39

40

41

42

43

44

45

46

47

48

49

50

51

52

53

54

55

56

57

58

59

60

61

62

63

64

65

66

ПАВЛО ЗАГРЕБЕЛЬНЫЙ

ЕВРОПА-45

ЕВРОПА, 45

ЧЕТВЕРО В ТРЮМЕ

Это был небольшой рейнский буксир с высокой белой трубой, маленькой рубкой для рулевого и каютой, где могли отдохнуть два-три человека из команды. Уже много лет суденышко таскало между Дуисбургом и Кобленцем длинные, неповоротливые баржи, набитые всякой всячиной. Оно состарилось на своей работе и теперь скрипело, кряхтело, покашливало, борясь с медленным рейнским течением.

Теплая и необыкновенно тихая июньская ночь лежала на зеленых берегах и тихих водах великой немецкой реки. Такие ночи бывали и до войны, когда буксир возил баржи со свежими овощами и мотыгами для рейнских виноградарей. Старому рулевому, который родился, вырос на Рейне и умрет здесь, такие ночи, наверно, напоминают о детстве, о любви... Они пробуждают в человеке жадную тягу к жизни, к счастью, к радости.

Но такая ночь — проклятье для тех, кого ожидает смерть...

За кормой буксира чернела баржа. Еще час тому назад было видно, что она покрашена в грязно-желтый цвет, что баржа старая, неуклюжая и совсем не соответствует своему романтическому названию «Лореляй», намалеванному черной краской на обоих бортах. Час тому назад можно было разглядеть, что на палубе торчит высокий мосластый солдат в очках, с винтовкой в руках.

Но сейчас все тонуло в темноте. Ночь достигала своего высшего взлета. Кругом все было черно: берега, вода, даже небо. И среди этого мрака на солдата напал страх. Винтовка не спасала от страха. Она казалась ненужной, бессмысленной. Солдат закинул ее за плечо, достал из кармана френча маленькую окарину и осторожно подул. Нежный звук возник в глубине глиняного инструмента и полетел в вышину, прочь, оставляя солдата наедине с тьмой. Солдат рассердился. Его товарищи и фельдфебель спят себе, наверно, в каюте, а он стереги, оглядывайся, дрожи здесь на палубе!.. Решительно тряхнул головой и ударил бодрый марш.

Солдат хотел бы не думать о тех, кто сидел внизу. Если в начале своего дежурства он с подозрением прислушивался к каждому шороху в трюме, то теперь изо всех сил надувал щеки, чтобы