Принцип неестественного отбора

Родители, пожалуйста, имейте в виду, что этот рассказ может быть неподходящим для юных читателей.

«А он точно живой?» — говорит Мико, тыча в лоб старому монаху. Монах сидит неподвижно как истукан. Из кончиков его пальцев растут длинные нити водорослей, за щеку цепляется кучка небольших коралловых полипов. Под скрещенными ногами нашли приют несколько крабов.

«Не трогай, Мико, — говорю я. — Перестань вести себя как житель надземелья и прояви уважение к старшим».

«А как долго он вот так сидит?» — это моя отличница Чесса. Она робко машет рукой перед лицом монаха, но его взгляд все так же отстранен. Вокруг неподвижной фигуры в океанской воде колышутся лишь пятна планктона.

«А вот это уже загадка. Кто-нибудь хочет разгадать?» — спрашиваю я. Повернув плавник, я отплываю назад, чтобы класс мог рассмотреть монаха со всех сторон. «Дни? Недели? Годы?» — я посмеиваюсь, наблюдая, как ученики мечутся от ракушки к ракушке в поисках подсказок. Молодые всегда торопятся, всегда мельтешат, как стайка кривохвосток.

Но в моей улыбке больше грусти, чем радости. Я люблю своих учеников и горжусь всем, что они делают, но каждый раз, когда я пересчитываю их, меня одолевают сомнения. В этом году всего восемь, не ахти какой выводок. В прошлом году их было четырнадцать, а в позапрошлом — двадцать два. А еще годом ранее их было так много, что за всеми и не уследишь. Приходилось отказываться от учеников. Времена меняются. Родители все чаще обращаются к адаптационистам — тем, кто использует биоинженерию и исповедует прочие идеи «подъема с глубин», проникающие в наши океаны через cимикские зоноты^[1]. Я стараюсь не поддаваться на политические провокации надземельцев и по-прежнему цепляюсь за путь предков. Пытаюсь обучать тем же техникам, какими мы на протяжении тысячелетий пользовались для защиты океанов.

Кажира традиционно не в настроении: сидит, ссутулившись, в отдалении от всего класса. Я видела, какими глазами она смотрит на другие выводки, восхищаясь их удлиненными в лабораториях плавниками, которые увеличивают скорость, их высокотехнологичной адаптированной кожей, позволяющей конкурировать в камуфляже с лучшими мимиками океана, или их улучшенным зрением, помогающем обнаружить захватчиков еще до вторжения на территорию мерфолков. Во имя защиты наших вод некоторые родители одобрили даже продвинутые улучшения, например клешни. Но таких, слава богам, пока мало.

«Кажира, — говорю я, — ты не слушаешь урок, плыви сюда».

Она не отвечает. Пытаюсь достучаться до нее снова и снова, но ее сердце не с нами, она где-то далеко. Я подплываю ближе, ее взгляд фокусируется на мне, потом она смотрит на что-то прямо перед собой. Это зоопланктон. Мертвый. Когда микроскопическая точка оседает на носу Кажиры, ее глаза съезжаются к переносице. Она так похожа на нашего лидера, Утопийского Оратора Зегану — только более молодая и нетерпеливая. Какое-то сверхъестественное сходство: те же эффектные брызги синих плавников с переливающимися полосами, утонченное тело, которое смотрелось бы неестественно у любого другого мерфолка, но не в этом случае. Можно было бы назвать ее внешность царственной, если бы она постоянно не сутулилась.

Когда второе мертвое крошечное существо касается ее кожи, я понимаю, что это не хандра. Она наблюдает. Я останавливаюсь и медленно отплываю, чтобы не мешать. Третий микроорганизм. Она поворачивается ко мне и спокойно произносит: «Семь недель. Этот старый монах медитирует семь недель».

Просто удивительно. Как она могла разгадать эту загадку с такого расстояния? Дети должны были измерить ширину полос голодания, сравнить с шириной спинного пояса и насчитать сорок семь дней. Чуть меньше семи недель.

«Я хотела сказать то же самое,— вмешивается Чесса, подплывая и демонстрируя доказательство: шип морского окуня, прямой, как линейка из верхнего мира. — Клянусь жабрами моей бабушки!»

«Ага! Прям с языка у меня сняла!» — ухмыляется Мико. Бедный ребенок еще ни одной загадки не разгадал с того времени, как попал под мою опеку. Но нехватку навыков наблюдения он компенсирует молодецкой удалью. Остальные ученики любят его выходки и с удовольствием над ними смеются.

Я обрываю их: «Кажира ответила первой. Давайте послушаем ее объяснение».

«За десять минут на меня осело семь единиц зоопланктона. В час это будет сорок две. При среднем размере зоопланктона в одну восьмую часть шипа морского окуня потребуется около тысячи единиц, чтобы полностью покрыть поверхность, равную квадратному плавнику. Самое плотное покрытие на носу монаха и его щеках — всего шесть слоев. Из этого делаем вывод, что прошло семь недель. Или чуть меньше», — она смахивает планктон с лица. Ее взгляд снова излучает скуку.

«Прекрасные наблюдения. Из тебя получится отличная защитница», — говорю я в надежде, что мое одобрение тронет ее сердце. О, как бы мне хотелось, чтобы она заинтересовалась историей великой жертвы этого монаха, но этого не происходит.

Я вздыхаю. «Ну а теперь попробуем другим способом...» — я достаю свой собственный рыбий шип — древнюю бронзовую вещицу, украшенную жемчугом, — чтобы показать традиционный путь решения этой задачки.

«Ого!» — у Мико отвисает челюсть. Через секунду я понимаю, что восхищается он вовсе не моим измерительным прибором, а Птеро Залликом. Он старший наставник и мое проклятие. Об этом многие говорили, но я не верила, что он действительно это сделает. Теперь его торс покрывает бугристый кроваво-красный хитин, а руки оканчиваются огромными клешнями.

«Прекрасное у вас тут течение, Медж», — говорит он, сгибая свои новые конечности в ожидании комплиментов.

^{Growth-Chamber Guardian | Art by: Bram Sels}

«Было, пока ты не заплыл сюда, — бормочу я по течению, а затем натягиваю дежурную улыбку. — Здравствуй, Птеро. Отлично выглядишь. Дай угадаю.. . .Подровнял плавники?»

Он смеется, его выводок следует за ним. Их двадцать семь. Как и двадцать семь миллионов лет Утопийской эволюции между ними, если сложить вместе все модификации Симика. «Все еще учишь считать полосы голодания? Мне казалось, это исключили из учебной программы много веков назад».

«Нет. Кому надо, тот находит время на их изучение», — ворчу я.

«Ага, я вижу, у тебя времени хватает, чтобы даже проводить индивидуальные занятия. С благословения старых морских богов, кто бы сомневался! Ну а работа над клешнями завершена как раз вовремя: у меня полный класс учеников. В протекторате только шестьдесят