зависеть перемена внешней политики Франции.

Робеспьер провёл ночь в той самой комнате, которую некогда занимал Руссо в нижнем этаже и в которой собраны все предметы, принадлежавшие ему и оставленные им во время его поспешного бегства из Эрмитажа после знаменитой ссоры с его владелицей. Всё тут говорило о великом философе — от кровати и двух шкафов орехового дерева до стола, на котором он писал первую часть «Новой Элоизы», книжных полок, барометра и двух картин: «Судьба солдата» и «Десять мудрых и десять глупых дев». В такой-то обстановке находился Робеспьер, вернувшись с прогулки, чтобы писать свою речь под наитием тайно присутствовавшей в этом жилище души его великого учителя. Судя по его бледному лихорадочному лицу и опухшим глазам, трибун провёл бессонную ночь. Внешне он почти не изменился, и Понтиви легко узнал бы своего прежнего секретаря в человеке, перед которым дрожала теперь вся Франция. Это была та же живая, подвижная фигура, прилично одетая, только в ней стала ещё заметнее постоянная нервозность, которая доходила до того, что всё его лицо, покрытое теперь рябинами, лихорадочно подёргивалось. Выдающиеся скулы и беспокойно сверкавшие зелёные, как у кошек, глаза придавали ему неприятное выражение.

Он открыл все три окна своей комнаты, выходившие в сад. Свежий воздух и благоухание цветов окружали теперь его. День только начинался, и вся монморансская долина была окутана бледным светящимся туманом. Долго простоял он у одного из окон и пристально смотрел на первые улыбки просыпавшейся природы. Потом он сел за маленький письменный стол, на котором лежали белые листы бумаги, и, обмакнув перо в чернильницу с бюстом Руссо, начал писать.

Набросав несколько отдельных фраз, он рассеянно взглянул в окно. Очевидно, посторонние мысли теснились в его голове. Тридцать пять лет тому назад в этой самой комнате Руссо писал те пламенные страницы своего романа, под влиянием которых Робеспьер высказал свою любовь к Клариссе. Думал ли он когда-нибудь о своей первой любви и о несчастном её плоде, о появлении которого на свет известила его несчастная девушка, спустя несколько месяцев после ужасной сцены в доме Понтиви? Конечно, нет. Его постоянно занимали другие, более важные мысли. В продолжение многих лет он думал только о самолюбивых стремлениях и практическом осуществлении даже ценою террора утопии всеобщего равенства. Однако письмо Клариссы о предстоящем рождении ребёнка могло тронуть даже бездушную статую и навеки запечатлелось в его памяти. Даже теперь он помнил его слово в слово:

«Милый Максимилиан, я не хотела писать тебе, так как дала торжественное обещание отцу никогда этого не делать в тот день, когда он объявил мне, что я не могу быть твоей женой. Но неожиданное обстоятельство освобождает меня от этой клятвы и ещё ближе соединяет меня с тобою.

Я вскоре буду матерью.

Мой отец знает об этом. Я думала, что, признавшись ему, я наконец уговорю его согласиться на наш брак. Все мои мольбы остались тщетными, он по-прежнему непреклонен и решился запереть меня в монастырь, где увидит свет несчастное существо, жизнь которого признается преступлением. Моё сердце обливается кровью при мысли, какая бездна должна отделять тебя от твоего ребёнка, который родится сиротой, и как ты будешь несчастен, что тебе не суждено увидеть никогда этого ребёнка. Поэтому я решилась освободить тебя от такого горя.

Ты можешь, милый Максимилиан, располагать нами, как хочешь: мы оба твои. У меня отложено на чёрный день немного денег, и с помощью доброй Жюсом мы можем с тобою перебраться в Англию, где католический патер благословит наш союз. После этого мы можем вернуться во Францию, если ты этого пожелаешь. Мать твоего ребёнка будет самой послушной тебе женой.

Я посылаю это письмо к твоим тёткам в Арас, прося их переслать тебе. Пиши мне на имя госпожи Жюсом «до востребования». Где бы я ни была, эта добрая женщина перешлёт мне твоё письмо.

Целую тебя от всей души, друг моего сердца, которое, несмотря на всё, будет вечно тебя любить.

Кларисса де Понтиви».

На это письмо не было получено ответа, хотя молодой Робеспьер получил его в гостинице «Серебряный петух» на улице Огюстен, куда он переехал из дома Понтиви. Прочитав письмо два раза, он сжёг его. Предложение Клариссы показалось ему слишком рискованным. Они не могли долго жить на её скромный капитал, и, следовательно, пришлось бы потом вымаливать прощение у Понтиви; к тому же их брак был бы в любом случае незаконным, так как они оба были несовершеннолетними. Что же касается ребёнка, то он и не думал о нём. Ребёнок ещё не родился и мог вовсе не родиться.

Однако второе письмо Клариссы уведомило его о рождении сына. При этом она уведомляла, что если он не возьмёт их обоих к себе, то ребёнка отдадут в воспитательный дом, а её в монастырь, но Робеспьер сжёг его так же, как и первое. В сущности, у ребёнка был богатый дедушка, который посердится, посердится и наконец простит дочь, а затем устроит и судьбу ребёнка. Робеспьер уверял себя, что ему нечего беспокоиться, так как он исполнил свою обязанность, предложив жениться на обесчещенной молодой девушке, но отец этого не пожелал. Тем хуже было для него.

Презрительный отказ Понтиви породниться с ним оказал молодому человеку немалую услугу, так как это обстоятельство подстрекнуло его самолюбие, и он решился доказать советнику парламента, что он сумеет достигнуть назло ему высокого положения.

Блистательно окончив занятия на юридическом факультете в Париже, он получил диплом адвоката и вернулся в Арас, где вскоре прославился благодаря нескольким громким делам, которые ему удалось выиграть. Но провинциальных лавров ему было недостаточно, и он принял живое участие в революционном движении, которое тогда охватило всю Францию. Когда были созваны Генеральные штаты в Версале, то он явился туда представителем своего родного города. Но на этой великой арене он не сразу одержал успех. Рядом с титанами Генеральных штатов, рядом с величественным красноречием Мирабо маленькая фигура провинциального адвоката и его слабый, писклявый голос казались смешными. Все его попытки обратить на себя внимание пламенными речами только порождали иронические выходки против него. Один только Мирабо понял те могучие силы, которые скрывались в нём, и сказал: «Этот человек пойдёт далеко, потому что он верит в то, что говорит».

Действительно, если бы товарищи Робеспьера по Генеральным штатам отличались большей дальновидностью, то они догадались бы, что этот человек отличался безграничным самолюбием и уверенностью в том, что он сумеет провести свою