Чужое небо

Полковнику никто не пишет

Полковнику никто не пишет,

А в чем причина — он не знает.

Он ждет. Зимой на стекла дышит

И смотрит вдаль — не помогает.

А. Бардодым «Полковнику никто не пишет»…

Тихий летний вечер дальнего Подмосковья. Дачный поселок, утопающий в зелени, прозрачные легкие дымки многочисленных печей и мангалов, стремящихся накормить вырвавшихся на выходные жителей больших городов. Тихо жужжит одинокая пчела, неизвестно откуда залетевшая на участок. Шелестит ветер в ветвях деревьев, негромко рассказывает о чем-то включенное радио на соседнем участке. Трое пожилых мужчин, сидящих в беседке, почти не обращают внимания на окружающее. Борис, полноватый, улыбчивый, с руками борца, тяжёлым взглядом снайпера и бритой налысо головой, Анатолий, худощавый и подвижный, несмотря на возраст, и Андрей, почти седой, с широкими плечами и полноватыми мягкими губами, умевшими сжиматься в упрямую тонкую линию. Все трое пожилые, но не придавленные грузом прошедших лет. При всей разнице во внешнем виде они все трое отчего-то кажутся неуловимо схожими, словно родственники.

Друзья неторопливо закусывают неплохое абхазское вино свежим, еще горячим шашлыком и, конечно, ведут неторопливую беседу. Разговоры обо всем… Вспоминают как дети или внуки поступали в институт, описывают, как проходит борьба с армией разных хворей, одолевающих организм, и о прочем, что составляет быт обычного человека такого возраста.

Но трое собравшихся в тот вечер мужчин, менее всего желали разговаривать о болячках и проблемах, о потерях близких и родных людей. Здесь и сейчас они хотели и пока могли выглядеть молодо, подтянуто, и беззаботно, несмотря ни на что. И говорили они о политике, женщинах и конечно о прошлом, которое никак не могло отпустить, даже через столько лет. Да и многовато было его — прошлого, чтобы оно могло так запросто раствориться в водовороте дел и забот.

Если кто-нибудь мог услышать, о чем говорили эти такие разные, но чем–то неуловимо похожие люди он удивился лишь только в том случае, если он был бы иностранцем. В России, разговоры о войне за столом, если не норма, то уж как минимум не что-то необычное. В воспоминаниях же трёх друзей, война выглядела не адом на Земле, а скорее передвижным цирком шапито, набранным исключительно из клоунов–придурков.

Вспоминали, как кто-то из солдат решил добыть кусок меди из неразряженного минного взрывателя. Или как ушлый прапорщик пытался подварить бочку бензовоза, не очистив ее предварительно от остатков бензина. И о том, как ловили банду румынских наемников, а поймали наблюдателей из ООН, которые, вот что интересно, оказались очень хорошо оснащены подслушивающей и подглядывающей аппаратурой. И доказывали, что без картографирующего комплекса, ни один приличный наблюдатель даже шагу не ступит на улицу. Вспоминали и остальные, не раз слышанные, но всегда смешные истории.

—…Тогда я этому прапорщику–танкисту и говорю: «Садись, мол, во вторую кабину». Запустил правый движок, все в норме. Отгонял, запускаю левый. А на нем обороты зависли, никак турбина не раскрутится. Ну, я и выключил, а потом сразу вновь запустил. Что было! Грохот, самолет словно кто-то в хвост пнул. Сзади что-то горит, пожарные со шлангом носятся. Мне показывает техник, чтоб выключал движок. Я выключил, фонарь открываю… и офигел. Фонарь еще подняться не успел, а прапор уже рядом с технарем стоит. Пока тяжеленный фонарь поднимался, он в щель выскочить успел и без всякой стремянки на землю соскочил, — вспоминал молодость Анатолий…

Посмеялись. Выпили за тех, кто никогда не теряется, потом — за тех, кто в сапогах. Постепенно разговор перешел на книги. И тут уж многим авторам пришлось бы покраснеть от стыда, услышь они мнение старых вояк. Прошлись и по главным задачам попаданца — изобрести АКМ, пристрелить Хрущёва с Гудерианом, и спеть все песни Высоцкого.

— Нет, а если серьезно, — Борис хитро посмотрел поверх очков. — У кого больше шансов сделать настоящий переворот в истории, как вы думаете? У инженера?

— Да нет, ты что! У химика, конечно, — Андрей покачал головой. — Там же настоящий прорыв, где ни возьмись. Взрывчатка там, всякие пластмассы. Бензин опять же взять — высокооктановый… А это и удешевление производства, и всё остальное.

— Нет, — улыбнулся Анатолий. — Точно не важно, какая у него профессия. Главное, чтобы он был мужиком во всем. Настоящим…

— Точно, — Андрей кивнул и с сожалением посмотрел на уже остывшие куски шашлыка. — С холодной головой, горячим сердцем и чистыми руками. Хотя у нас в конторе говорили по–другому. Холодное сердце, точный глаз и ясная голова.

— Ну, нам такое скорее всего не грозит, — Борис улыбнулся. — Еще лет пять — максимум десять, и у нас у всех будут холодное сердце, холодная голова…

— И номерок на ноге, — добавил Анатолий.

Они синхронно расхохотались.

— Кстати. Хотите несвежую шутку? — Андрей внимательно обвел взглядом друзей.

— Что-то мне уже не по себе, — со смехом произнес Борис. — Шуточки у тебя довольно специфические.

— Что поделать, — Андрей покаянно развел руками. — Спасибо товарищу Калашникову за наше весёлое детство.

— Ну, ладно. Давай свою шутку, — Анатолий разрешающе кивнул.

— Даю, — Андрей достал из кармана джинсов камень–подвеску на цепочке серебристого цвета. Камешек был размером с ноготь большого пальца и, несмотря на густо–синий цвет, отблескивал почему–то алыми искрами.

— Ну–ка. — Борис взял камень в руки и, поднеся к лицу, внимательно осмотрел. — Не сапфир, точно.

— И не алмаз, — Андрей кивнул. — Я отдавал в лабораторию.

— А где смеяться? — поинтересовался Анатолий.

— А смеяться будем после того, как я расскажу, что этот камень мне подарил один нойон. Я там у них, в Монголии развлекался некоторое время назад. И спас его сына. Род небогатый, но довольно старый. И Жалмурдин подарил мне этот камешек, сказав, что, когда мне надоест жить здесь, я смогу уйти в другой мир. И если захочу, прихватить с собой двоих друзей. А в последнее время я все чаще понимаю, что здесь уже никому особо не нужен. Дети и внуки живут своей жизнью… Да и у вас, насколько я знаю, та же ситуация. Скажете — нет?

Все трое дружно кивнули, подтверждая самим себе правильность сказанного.

— Та–ак… Сказки о попаданцах в жизнь? — Борис рассмеялся. — И что мы там будем делать? Не дети вроде, чтобы всё заново начинать.

— Однако, по идее,