светом пульсировал ярко-красный увет. В испуге он загипнотизировался и молча созерцал алую жидкость. Она то плескалась, то останавливалась, чтобы набраться сил. Перед глазами Василия мелькали тысячелетия, империи и их упадки.
— Что ты смотришь, совсем уже из ума вышел? — ответил на его молчание юный собеседник. В глазах Бледнова стояли слёзы, он отвернулся и пошел домой. Воду он в тот день не выпил.
Густой звон колоколов разносился по площади — у церкви столпился народ. Кто-то курил, кто-то ликовал и смеялся, а кто-то пришел просто из любопытства. Земля тряслась от звуковых колебаний толпы. А на небе ярко светило солнышко. Василий пробирался сквозь толпу, спотыкаясь о людей и снося случайные удары в лицо плечами (рост Василия позволял). Когда же он подошел к храму — перекрестился (все же он читал пару страниц Евангелия и носил крестик). И вдруг он задумался. Он рисовал в сознании, как Христос сносил свое бремя, как его распинали и как презирали. И как Христос своей смертью даровал жизнь другим. "Почему же тогда мы до сих пор страдаем?" — думал Василий. Он забылся в размышлениях и пошел гулять дальше. От какого-то прохожего он случайно услышал о выставке. О той самой выставке репродукций картин. Глаза Василия вспыхнули, будто он обрёл великую цель в жизни. Его раздирали злорадство и злоба. Вот он придет туда, всех обсмеет и скажет, какие же они убийцы, садисты, извращенцы и многие другие, раз они потакают такому искусству. И самое главное — как они заслуживают наказания в аду! На небе стали появляться первые облака, которые, тем не менее, медленно сгущались. Народ необузданно маршировал по улице с весёлыми лицами и только Василий — слабый, сутулый и напоминающий человека, который уже много лет страдает неизлечимым заболеванием — плелся между ними.
После того, как Василий обогнул пару ветхих домов, которые изнывали от своей дряхлости, вдруг его глазам предстало огромное здание, построенное еще в декабристскую эпоху. Именно в сем месте проводилась выставка. Бледнов подивился этому контрасту: одно — доживает, а второе — продолжает жить. Войдя внутрь, Василия охватила паника — как здесь просторно! вся широта и высота мира не сравнится с этим помещением! Вот он уже увидел первых жертв его проповедей: молодые люди с черными волосами в чёрных пальто, дамы в костюмах и очках (между тем очень даже привлекательные) и эксцентрично одетые мужчины с уверенными глазами и чуткой натурой. Однако что-то в Василии сжалось, и рот его не мог разомкнуться — лишь своими серыми глазами он со страхом впивался в них. Оцепенение. Один из сотрудников мероприятия подошел к нему, немного испугавшись его вида, и спросил: "Мужчина, что с Вами? Быть может, Вы не знаете, куда идти? Позвольте я проведу Вас". Но Василий, еще больше оцепеневший, смог всего издать невнятные звуки, напоминающие отказ. Сотрудник отошел. Всем своим телом Бледнов заставил себя сдвинуться. Он осматривал людей, стены, люстры, но не картины — что-то в них таило опасность для него. Увидев огромное скопление народа, он, точно под гипнозом, понесся к нему. Что-то магнетическое притягивало его. Он чувствовал, что что-то грядёт, что-то откроет ему то, что закрыто в нем. Невольно растолкав людей, тотчас он увидел огромное полотно и слова на табличке снизу — "Вавилонская Башня, картина Питера Брейгеля Старшего, 1563 г". От взгляда на картину, внутри Василия все стало стремительно падать и ломаться на мелкие части, а потом — на осколки, что приносили ему нестерпимую боль.
Открыв рот в немом крике, он замертво упал ничком.
«731», или несколько дней «по ту сторону» Это был 1932 год, когда в удивительной стране восходящего солнца образованный император-биолог Хирохито объявил о силе науки и единстве нации, основав лабораторию смерти — «Отряд 731». Он убедил более трех тысяч людей собственноручно втоптать в грязь Человечность и принять облик дикого животного, с радостью впустив его в себя, во имя «родины» и нации. Чуть позже эта армия «плоти» и пропаганды заставит землю трястись и стонать, наполнит воздух криками и непрерывным ужасом. А уже в старости те, кто не был осудим, выйдя из воды сухим, будут лицемерно и надменно вещать о том, как им жаль и совестно, притом испытывая невероятное душевное возбуждение и впадая в эйфорию при единственном воспоминании. Наука — лучшая подруга убийц. Их привезли на потертом, грязном эшелоне глубокой июльской ночью. Снаружи природа замерла в ожидании нового красочного дня, в ожидании рассвета, что заставляет людей влюбляться и чувствовать свободу. Сиро Исии и его подопечные подошли к эшелону, скомандовав открыть его. Один из них, что держал в руке тонкий и холодный хлыст, отворил вход: бледные, непонимающие люди резко оглянулись на него огромными, голодными глазами; некоторые все еще спали, досматривая последние счастливые сны, после которых они проснутся в слезах. Японец что-то оглушительно громко крикнул, указав пальцем на землю, имея в виду немедленно выходить из поезда. Пленные с испугом отшатнулись назад, из-за чего военного схватил гнев, что приказал ему влезть в вагон и, оставляя ярко-красные побои, напоминающие розы, выгнать всех оттуда. Как только они вступили или упали на эту землю, они больше не были людьми… Их выставили в ряд. Сиро Исии представился на ломанном китайском с разъедающей рот улыбкой. Солдаты заявили новым жертвам, что теперь это их новый дом и, поставив на колени при помощи хлыста, утвердили им, что отныне они — лишь «бревна». А небо уже вовсю покрывалось первыми голубыми кусочками сладкого предчувствия приближающегося солнца. Пока что только едкий запах пота мешал ощутить это величие. Пленных стали вести ударами до бараков. Какой-то исхудалый кареглазый парень истошно завопил, приняв попытку сопротивления. Тщетно. Застрелили. Один японец о чем-то с гордостью рассказывал, показав все свои желтые зубы. Как только их довели до бараков, в нос ударил запах смерти и последующее горькое осознание. Но солнце уже стало показываться, что хоть немного дарило надежду. Как все же это странно: мир способен приносить безграничную, плескающуюся радость даже, на первый взгляд, обычными явлениями. Тем временем, заключенные были заперты в бараках. Некоторые из них забились в углы, закрывшись руками, будто защищая себя от зверств, что творят люди на Земле. Один юноша простонал: «Господи, что же с нами будет?» — Сгнием мы тут, сгнием, — ответил коренастый мужчина с голубыми глазами, в которых виднелась обреченность. То был советский военный, которого самым досадным образом смогли обнаружить японские милитаристы. Звали его Василий Иванов. Самые обычные русские имя и
«731», или несколько дней «по ту сторону» Это был 1932 год, когда в удивительной стране восходящего солнца образованный император-биолог Хирохито объявил о силе науки и единстве нации, основав лабораторию смерти — «Отряд 731». Он убедил более трех тысяч людей собственноручно втоптать в грязь Человечность и принять облик дикого животного, с радостью впустив его в себя, во имя «родины» и нации. Чуть позже эта армия «плоти» и пропаганды заставит землю трястись и стонать, наполнит воздух криками и непрерывным ужасом. А уже в старости те, кто не был осудим, выйдя из воды сухим, будут лицемерно и надменно вещать о том, как им жаль и совестно, притом испытывая невероятное душевное возбуждение и впадая в эйфорию при единственном воспоминании. Наука — лучшая подруга убийц. Их привезли на потертом, грязном эшелоне глубокой июльской ночью. Снаружи природа замерла в ожидании нового красочного дня, в ожидании рассвета, что заставляет людей влюбляться и чувствовать свободу. Сиро Исии и его подопечные подошли к эшелону, скомандовав открыть его. Один из них, что держал в руке тонкий и холодный хлыст, отворил вход: бледные, непонимающие люди резко оглянулись на него огромными, голодными глазами; некоторые все еще спали, досматривая последние счастливые сны, после которых они проснутся в слезах. Японец что-то оглушительно громко крикнул, указав пальцем на землю, имея в виду немедленно выходить из поезда. Пленные с испугом отшатнулись назад, из-за чего военного схватил гнев, что приказал ему влезть в вагон и, оставляя ярко-красные побои, напоминающие розы, выгнать всех оттуда. Как только они вступили или упали на эту землю, они больше не были людьми… Их выставили в ряд. Сиро Исии представился на ломанном китайском с разъедающей рот улыбкой. Солдаты заявили новым жертвам, что теперь это их новый дом и, поставив на колени при помощи хлыста, утвердили им, что отныне они — лишь «бревна». А небо уже вовсю покрывалось первыми голубыми кусочками сладкого предчувствия приближающегося солнца. Пока что только едкий запах пота мешал ощутить это величие. Пленных стали вести ударами до бараков. Какой-то исхудалый кареглазый парень истошно завопил, приняв попытку сопротивления. Тщетно. Застрелили. Один японец о чем-то с гордостью рассказывал, показав все свои желтые зубы. Как только их довели до бараков, в нос ударил запах смерти и последующее горькое осознание. Но солнце уже стало показываться, что хоть немного дарило надежду. Как все же это странно: мир способен приносить безграничную, плескающуюся радость даже, на первый взгляд, обычными явлениями. Тем временем, заключенные были заперты в бараках. Некоторые из них забились в углы, закрывшись руками, будто защищая себя от зверств, что творят люди на Земле. Один юноша простонал: «Господи, что же с нами будет?» — Сгнием мы тут, сгнием, — ответил коренастый мужчина с голубыми глазами, в которых виднелась обреченность. То был советский военный, которого самым досадным образом смогли обнаружить японские милитаристы. Звали его Василий Иванов. Самые обычные русские имя и
