бессмысленно, –
Ведь если сдадутся, не выстоят,
Нас следом поглотит мгла.
Не дай мне весною израненной
Узреть праздник трупов замаранный,
Услышать победы отравленной
Отравленное «ура».
Твердят мне: «Чего бы ни стоило, Лишь снова б всё тихо, устроено». Всё это ни жизни ни стоило, Но раз мы все у черты – Пожалуйста, пусть они выстоят, – Шепчу без надежды и смысла я, Жестоко, почти что немыслимо, Под занавес темноты.
Не зовите её вы по имени, Ведь она так давно умерла – В перекрестье из «прежде», «а ныне» и «Новом дне» для вчерашнего дна.
Чтоб никто не смутился вопросами, Тихо остов убрали под стол И накрыли скатёркою-простынью, Перекрашенной под триколор.
Восседали потом и рассаживались, Пересаживаясь иногда, То засиживая, то засаживая, Рассылая по, в или на.
По этапу, на бойню, в нетление, Говоря, будто так нужно ей – Что скончалась ещё до рождения Где-то между крестов и нулей.
Про «победы» трепались, «святыни» и Про другие большие дела. Не треплите хотя б её имени, Ведь она же давно умерла.
Когда всё закончится, мы обязательно встретимся, Когда выйдет солнце и будут каштаны в цвету: Сойдёмся на улице, будем нести околесицу, Хотя я не знаю, когда к вам приехать смогу.
Возможно, когда-нибудь все мы негаданно встретимся В кафешке пустой, на границе ничейной земли, Посмотрим друг другу в глаза и, быть может, осмелимся Сказать то, что раньше сказать никогда не могли.
Когда всё закончи… Оно никогда не закончится, Но я переписку для лучших миров сберегу. До связи, неузнанная. Ваша недопророчица. Увидимся позже. Наверно, на том берегу.
Взвейтесь, покойники, пейте убитую землю, Жгите ей славу из вечных болотных огней, Плоть на кости алтари в закромах перемелют: Мрамор с гранитом любого живого верней.
Новые стелы заставят пустынное небо, Новую песнь разнесёт торжествующий штиль, Встань и кружись, и неважно, ты был или не был: Прах образцовый покроет и небыль, и быль.
Светел, как ночь, новый день вышиной озаряет Лики застывших, посмертно рождённых богов, Парочки бродят цепочкой, рядами по краю Каменных слов и узорных чугунных венков.
Дети седлают цветных карусельных лошадок: Здесь все четыре по кругу, по кругу пошли, На все четыре путь близок, и лёгок, и гладок, И ничего, кроме гладкой, молчащей земли.
Взвейтесь, покойники, пойте убитую землю, Вся она ваша, здесь больше не место живым, Ставьте, не зыбля, столпы – на века, на неделю, Жгите цветы, воскуряйте картонный их дым.
Вечер на связи. Звонок? Сообщенье? Письмо? Шарик споткнулся об ось. Вслед за именем имя. Что за окном? Я не вижу, там слишком темно. Город молчит. Мир молчит. Я молчу вместе с ними.
С той стороны раздаются порой голоса, Но за потёмками не разгляжу больше лица. Может быть, это фантомы, видения сна? Может, и я – лишь кошмар, что кому-нибудь снится?
Может, кому-то в сожжённых войной городах? Может, кому-нибудь в камере, после допроса? Я гашу свет, чтобы он не светил из окна И на него не слетались пытливые осы.
Полночь на связи. Вопрос и ответ наугад. Свет монитора по стенкам мерцанием робким. Ступор. Бессилье. Молчу. И со мною молчат. Мир такой маленький – вроде картонной коробки.
Пожалуйста, говори, даже если я замолчу, Даже если сквозь ночь ни слова не слышно станет, Пожалуйста, не расплещи последнюю эту свечу, Живьём не застану – хотя бы приснится пламя…
Как оно теперь тебе, милый друг? Что прозвали бредом – случилось вдруг. Говоришь, жить будем и всё пустяк? Ну конечно да, ну конечно так. Раз, два, три, четыре, а пять – вперёд, Что смешно вчера, то сейчас сожрёт, Шесть, семь, восемь – дальше пойдут за так, Было глупо, вышло в дурной зигзаг. Говорят, что царь всё висел, висел, А в помойку так и не улетел, Девять, десять – разве не всё равно, Доставай вино, разливай вино. Два да два – примерно как три по шесть, У меня аж столько печенек есть. Хочешь знать, не правда ли невзначай С Польшей я слила Красноярский край? Ну конечно нет, ну конечно да, Я не в духе что-то играть в слова: Все слова повисли, жужжат, как гнус, Набери их строчками на свой вкус. «Эс» да «о» да «эс» – по окошкам свет, Но у бедной мышки и дома нет, «Вэ» да «зэт» да ноль – всё одно фигня, Распишись, где надо там, за меня. Как оно летается, милый друг, От стены да к стенке, да сделав круг? Дважды два к нулю, да в уме все шесть, Разбуди меня, перед тем как съесть.
Февраль – май 2022
Твердят мне: «Чего бы ни стоило, Лишь снова б всё тихо, устроено». Всё это ни жизни ни стоило, Но раз мы все у черты – Пожалуйста, пусть они выстоят, – Шепчу без надежды и смысла я, Жестоко, почти что немыслимо, Под занавес темноты.
Отходная. Heimat
15Не зовите её вы по имени, Ведь она так давно умерла – В перекрестье из «прежде», «а ныне» и «Новом дне» для вчерашнего дна.
Чтоб никто не смутился вопросами, Тихо остов убрали под стол И накрыли скатёркою-простынью, Перекрашенной под триколор.
Восседали потом и рассаживались, Пересаживаясь иногда, То засиживая, то засаживая, Рассылая по, в или на.
По этапу, на бойню, в нетление, Говоря, будто так нужно ей – Что скончалась ещё до рождения Где-то между крестов и нулей.
Про «победы» трепались, «святыни» и Про другие большие дела. Не треплите хотя б её имени, Ведь она же давно умерла.
Неотправленное письмо. Unbekannte
16Когда всё закончится, мы обязательно встретимся, Когда выйдет солнце и будут каштаны в цвету: Сойдёмся на улице, будем нести околесицу, Хотя я не знаю, когда к вам приехать смогу.
Возможно, когда-нибудь все мы негаданно встретимся В кафешке пустой, на границе ничейной земли, Посмотрим друг другу в глаза и, быть может, осмелимся Сказать то, что раньше сказать никогда не могли.
Когда всё закончи… Оно никогда не закончится, Но я переписку для лучших миров сберегу. До связи, неузнанная. Ваша недопророчица. Увидимся позже. Наверно, на том берегу.
Песнь о покое. Schattenland
17Взвейтесь, покойники, пейте убитую землю, Жгите ей славу из вечных болотных огней, Плоть на кости алтари в закромах перемелют: Мрамор с гранитом любого живого верней.
Новые стелы заставят пустынное небо, Новую песнь разнесёт торжествующий штиль, Встань и кружись, и неважно, ты был или не был: Прах образцовый покроет и небыль, и быль.
Светел, как ночь, новый день вышиной озаряет Лики застывших, посмертно рождённых богов, Парочки бродят цепочкой, рядами по краю Каменных слов и узорных чугунных венков.
Дети седлают цветных карусельных лошадок: Здесь все четыре по кругу, по кругу пошли, На все четыре путь близок, и лёгок, и гладок, И ничего, кроме гладкой, молчащей земли.
Взвейтесь, покойники, пойте убитую землю, Вся она ваша, здесь больше не место живым, Ставьте, не зыбля, столпы – на века, на неделю, Жгите цветы, воскуряйте картонный их дым.
Зыбка-мир. Einsam
18Вечер на связи. Звонок? Сообщенье? Письмо? Шарик споткнулся об ось. Вслед за именем имя. Что за окном? Я не вижу, там слишком темно. Город молчит. Мир молчит. Я молчу вместе с ними.
С той стороны раздаются порой голоса, Но за потёмками не разгляжу больше лица. Может быть, это фантомы, видения сна? Может, и я – лишь кошмар, что кому-нибудь снится?
Может, кому-то в сожжённых войной городах? Может, кому-нибудь в камере, после допроса? Я гашу свет, чтобы он не светил из окна И на него не слетались пытливые осы.
Полночь на связи. Вопрос и ответ наугад. Свет монитора по стенкам мерцанием робким. Ступор. Бессилье. Молчу. И со мною молчат. Мир такой маленький – вроде картонной коробки.
Последнее. Merkblatt
19Пожалуйста, говори, даже если я замолчу, Даже если сквозь ночь ни слова не слышно станет, Пожалуйста, не расплещи последнюю эту свечу, Живьём не застану – хотя бы приснится пламя…
Считалочка. Ach, mausi, mausi, mausi
20Как оно теперь тебе, милый друг? Что прозвали бредом – случилось вдруг. Говоришь, жить будем и всё пустяк? Ну конечно да, ну конечно так. Раз, два, три, четыре, а пять – вперёд, Что смешно вчера, то сейчас сожрёт, Шесть, семь, восемь – дальше пойдут за так, Было глупо, вышло в дурной зигзаг. Говорят, что царь всё висел, висел, А в помойку так и не улетел, Девять, десять – разве не всё равно, Доставай вино, разливай вино. Два да два – примерно как три по шесть, У меня аж столько печенек есть. Хочешь знать, не правда ли невзначай С Польшей я слила Красноярский край? Ну конечно нет, ну конечно да, Я не в духе что-то играть в слова: Все слова повисли, жужжат, как гнус, Набери их строчками на свой вкус. «Эс» да «о» да «эс» – по окошкам свет, Но у бедной мышки и дома нет, «Вэ» да «зэт» да ноль – всё одно фигня, Распишись, где надо там, за меня. Как оно летается, милый друг, От стены да к стенке, да сделав круг? Дважды два к нулю, да в уме все шесть, Разбуди меня, перед тем как съесть.
Февраль – май 2022