восточным административным термином «вилайят». Тогда «лекарь-табиб», «копье-батик», «область-вилайят», «пояс-чекмень» и т. п. как бы конкретизируются, вписываются в конкретный ландшафт и конкретную часть света. Каждое такое понятие, уточняясь, одновременно и обобщается. Это своеобразная смысловая тавтология. Две языковые стихии действуют на сознание писателя. Восточные родники определяют его вкусы, отношение к миру, к времени, а русскоязычная стихия требует от него предметности изображения, историзма мышления и некоторой иррациональности в поступках героев. Эти две языковые стихии: поэтическая стихия Востока и прозаическая Запада — соединились словно бы для того, чтобы создать нечто оригинальное, чтобы придать скульптурным группам динамику, чтобы перевести окаменелые сентенции Востока, расхожие философемы в ряд монологических откровений.

Диалог не свойствен восточной литературе, поэтому все герои Т. Зульфикарова говорят одним языком, с одинаковой интонацией. Они не слышат друг друга. Их слышит только поэт и переводит в музыкальный монодичный лад. Синтез не получился. Поэзия победила. И несмотря на то, что писатель прибегает к монтажному способу сюжетостроения, а то и к сценарной записи (кстати, Тимур Зульфикаров — известный сценарист, фильмы, поставленные по его сценариям, — «Человек идет за птицами» и «Черная курица», — высоко оценены на международных кинофестивалях), действие развивается чрезвычайно медленно, как рапид-съемка. И все повторы, синонимические ряды, где синонимы приравнены друг к другу, выстраиваются как бы по кругу, в центре которого — конкретное понятие, например, тело Насреддина, «нищее, побитое, вишневое, малиновое», или «Безносый палач мычащий распутывает короткими крысиными тупыми пальцами разматывает тугой веревочный глухой узел на руках Насреддина».

Освободить главные члены предложения от этих периферийных определений — и мы получим скупую сценарную запись. Но сама по себе она ничего не стоит. Это — простая фиксация действия. Без метафоры, возведенной в квадрат, предложение становится обыкновенной, будничной фразой, обычным беллетристическим предложением. Все эти ступенчатые метафоры призваны не для наглядности, достоверности изображаемого, а для того, чтобы загипнотизировать слушателя тавтологиями, насытить наш взор красками, а миропонимание расширить педалированием восточными сентенциями.

Гипнотизирующие повторы, восклицания, синонимы усиливают, подкрепляют друг друга интонационно; они становятся эмоциональными стимуляторами, напоминающими нам о неисчерпаемой многоликости мира. При более внимательном проникновении в тексты Тимура Зульфикарова мы увидим, что это не литературный прием, а традиционная восточная орнаментальности, истоки которой — в фольклорных традициях. Это нагнетание, нанизывание прилагательных, глаголов есть своего рода магия, заклинание словом, вибрацией голосовых связок…

Что же получилось? Внутри русской языковой стихии возникли и во весь голос зазвучали древневосточные ориентальные мотивы. Это напоминает сооружение в восточном стиле, построенное из материала, предназначавшегося для строительства русского терема. Мы ощущаем почти физическое противодействие поэтической интонации прозаическому синтаксису, в результате чего синтез, как мы уже отмечали, не получается и побеждает поэзия. Исторические реалии, прозаические детали как бы самоустраняются. Несмотря на свою цельность, они растворяются в прозрачной поэтичности текста, эмоциональное напряжение которого идет от естественности дыхания.

Неисчерпаемое богатство синонимического ряда, вызванное восторгом перед космической грандиозностью мира, свидетельствует и о духовном богатстве, и о высокой эмоциональности автора, который не может смириться с кристаллизацией чувств, со временем происходящей в человеке, с тем, что впечатлительность и восприимчивость постепенно приобретает адаптацию. Это своеобразный протест против возраста, который со всего снимает покровы, разрушает волшебный ореол абсолютной чистоты, анализирует индивидуальные реакции и все подчиняет разуму.

Динамическое равновесие формы, тяжелое, горячее, ритмичное дыхание, чередование трагического со слепяще-светлым, конфликт между пылкостью порыва и неодолимостью обстоятельств, диалектическое соотношение абсолютного и относительного — вот поэтический мир, который предложен нам автором этой книги, мир постоянных метаморфоз, рельефного процесса созидания и разрушения, взлета и падения, мир ирреального исторического времени, где исследуются моральные и психологические зоны вечных человеческих рефлексий на добро и зло, где моральное время является высшей категорией.

Книга Тимура Зульфикарова — книга большой эпической насыщенности, где на каждой странице мы находим новые элементы, новые контрасты, новые неожиданные ракурсы уже виденного. Эта книга оригинальна, внутренний маршрут ее героев неповторим.

Каждое дальнее странствие требует определенного запаса терпения и выносливости — только тогда странник достигает заветной цели. И те, кто сейчас прошел долгий путь вместе с Тимуром Зульфикаровым, наверняка придут к выводу: в дороге, которая есть обозначение движения, познается суть жизни.

Павло МОВЧАН

INFO

Тимур Касимович ЗУЛЬФИКАРОВ

МУДРЕЦЫ. ЦАРИ. ПОЭТЫ.

КНИГА ПОЭМ

Приложение к журналу «Дружба народов»

М., «Известия», 1983, 432 стр. с илл.

Оформление «Библиотеки» Ю. Алексеевой

Редакторы Е. Абрамович, И. Юшкова

Художественный редактор И. Смирнов

Технический редактор В. Новикова

Корректор С. Розенберг

Сдано в набор 30.11.82. Подписано в печать 15.03.83. А 01238.

Формат 84Х108 1/32. Бумага тип. № 1. Гарнитура «латинская».

Печать высокая. Печ. л. 13,5. Усл. печ. л. 22,68. Уч. изд. л. 22,40.

Тираж 265.000 экз. Заказ № 3-90,

Цена 1 руб. 70 коп.

Издательство «Известия Советов народных депутатов СССР».

Москва, Пушкинская пл., 5

Киевская книжная фабрика, 252054, Киев, ул. Воровского, 24.

С матриц комбината печати «Радянська Украша»

…………………..

Scan Kreyder — 06.07.2018 — STERLITAMAK

FB2 — mefysto, 2023