общественного остроумия усиливалось, когда Андрей снова взял посох в руки и медленно, размеренно, троекратно ударил им в помост.
Точно: большой турецкий барабан.
Зал затих. Не сколько от бум-бума посоха, сколько под внимательным взглядом наклонившегося над столом Боголюбского.
- Воевода Иван - не Акимович.
Помолчал, давая собранию возможность окончательно затихнуть, "превратиться в слух". Размеренно, будто бросая в толпу камни, произнёс:
- В нём та же кровь. Что и в отце моём. И в братьях. И во мне. Он - Юрьевич.
Сборище немедленно превратилось в "зашумелище". Новость была бурно обсуждена и раз пятнадцать повторена. Сперва - для тех, кто недослышал, потом теми, кто не недовысказал.
Андрей продолжал давить собрание:
- Ныне, в делах Киевских, кровь эта показала себя. Никто, ни один - столь многого сделать не сумел. Даже и из рюриковичей - никто. А в нём - взыграло. Порода. Кровь. Моя. Княжеская.
Боголюбский ещё раз внимательно оглядел зал. Потом прямо повернулся к сидевшим рядком потрясённым князьям. И раздельно повторил:
- Он. Мой. Брат.
Бздынь.
Тишина. Такое переварить... "Этого не может быть! Потому что не может быть никогда!". Рюриковичи не признают бастардов. За триста лет от Рюрика их всего два: Владимир Креститель да отец нынешних туровских князей. То-то волынцы так пытались его выгнать, а просьбы "примите меня в любовь" воспринимали как оскорбление. Василия, внука Мономаха, сына его дочери от "императора" Романа Диогена, которого зарезали наёмные убийцы в Доростоле, но Мономах за имение его сына, своего внука, продолжал воевать на Дунае, взяли только "верно служить князьям русским". - Двадцать два года тому, об такую же пору, съехались мы, шесть князей русских, в Кучково на Москва-реке. На сороковины брата моего Ивана. Вы-то (он кивнул Живчику и Матасу) помнить должны. Там повенчался я со старшей дочкой покойного владетеля тех мест Степана Кучки, Улитой. А отец мой... поял младшую. Девицу тогда же, в Кучково, выдали замуж. За ближника князя Святослава Ольговича. В то лето мы вместе в поход пошли. Я его помню, рядом бились. Добрый муж. Погиб. Зимой родами и та девица померла. А младенец выжил. Вот он. Добрый молодец от семени отца моего. Брат единокровный. Публика... охренела. Ряды - полуоткрытых, заросших бородами, ртов, ряды - "юбилейных рублей" разных цветов. Индийское кино в полный профиль. Хочется обнять и плакать. От неизбывной тоски и счастья обретения. Хочется присоединиться и приобщиться к этой радости. Вот! Они наконец нашли друг друга! Ура, товарищи! Братья и сёстры! Обнимемся и облобызаемся! Как это.... мило, как это... душевно, сердечно и... и волнительно. "И - прослезился". Сухой, малоэмоциональный, негромкий голос Боголюбского не оставлял места для сомнений: это - истина, так - было. Ещё минута, ещё полминуты, и мозги присутствующих преодолеют эмоциональный ступор и половодье радости обретения "утраченного брата", начнут продираться сквозь колючие заросли загадок и непоняток. "Зверь Лютый" - сын Долгорукого? - Ну это-то не велика новизна, таких по Руси немало бегает. Боголюбский назвал его братом? - Да, такое... неслыханно. Но... Крестителя братья признали, Новгород ему в удел выделили. А вот "брат Государя"... Государем признанный... А на Руси - "лествица". Боголюбскому наследует Перепёлка. Конечно, дай боже государю многие лета, но всё же... Они оба старые, за полтинник. Ненадолго. Младших Андрей с Руси отсылает. Как-то хитро. А этот лысый остаётся. Эдак лет через пять-десять у нас в государях будет вот эта оглобля плешивая. По прозванию "Зверь Лютый". А ещё: "Княжья смерть", "Немой убивец", "Ванька-пряслень", "Колдун полуночный". У нас? Вот это?! Государем?! - Ох-хр-ренеть.
Мыслительные процессы происходили асинхронно и не синфазно. Дифракционно отражаюсь на физиономиях. Я поймал уже несколько вполне угодливых улыбочек в мой адрес. Забавно видеть, как расцветает нижайшая и верноподаннейшая, вытесняя с конкретной морды лица только что бывшую на ней глумливую, высокомерную, презрительную. Увы, Андрей не дал мне возможности изучить физиогномистику особей из Большого Совета в подробностях: - Брат мой Иван. Ныне, коль оглашён ты князем русским, то и надлежит тебе занять место достойное среди нас, рюриковичей. Поди сюда. Он, однако, показал на место не за княжеским верхним столом, а впереди себя, перед помостом, посреди "покоя". Там, куда выходили прежде награждаемые. Я несколько завозился, выдираясь с лавки, отвечая на поздравления и похлопывания соседей. Народ тут, на "ножках" стола, простой. Сходу поклонов в пол не дождёшься. - Так ты князь?! Ну ниххх... Тогда - выпьем! Напоследок! Пока не началось. Андрей, едва я встал на указанное место, продолжил: - Князю русскому много чего надобно. Честь, храбрость, щедрость. Душа и разум. А знак достоинств сих: княжье корзно. Ныне у тебя нет. Так прими моё. Не побрезгуй. Я в нём в Государи Всея Руси венчался. Намёк - однозначный. Не только великая, уникальная честь. Русский князь никому не отдаёт своё корзно, пока жив. Только в гроб снимают. Боголюбский, по сути, объявляет меня наследником. Вторым. Или первым? Выводит "на линию огня". Сталкивает с Перепёлкой. И отодвигает в очереди младших, "гречников". Я, с моими Крымским и Руянским планами, теперь выгляжу "кукушонком" - вытолкнул братьев из гнезда, чтобы самому больше червячков досталось. Гнездо и Михалко сидят за столом. Как им такая новость? Передумают? Не пойдут? - Это вряд ли, это прямо под топор. Нынче - под два топора. А вот что они дорогой думать будут... Что - "кукушонок"? Или что "брат обретённый" - "благодетель тайный"? Теперь-то и причина "благодеяния" понятна: "братская любовь", "забота старшего о младших". Или - заблаговременное выращивание союзников? На всякий случай... Порядок престолонаследования в "Святой Руси" по нынешним временам... очень "вещь в себе". В РИ Всеволод Большое Гнездо, став князем Владимирским, на Киев не претендовал, предпочитая ставленников: Рюрика Стололаза, отчасти - Давида Попрыгунчика. Но если я, к Всеволжску, который "взлетает как ракета", про который уже ходит по "Святой Руси" множество слухов и сказок, добавлю, после Боголюбского, Суздальский удел и, после смерти Перепёлки, Переяславльский... Да при существующем союзе с Рязанским Живчиком и Новгород-Северским Матасом... Заманчиво. Хороша приманка. Любой рюрикович на моём месте хапнул бы без раздумий. Это ж - дорога торная! На самый верх! На Киевский стол! В РИ в эту эпоху есть два исключения: Полоцкий Всеслав Чародей и Владимирский Всеволод Большое Гнездо. Оба посидев на "главном столе Святой Руси", попробовав собственными задницами эту "горячую кашу", не только сами сюда больше не
Тишина. Такое переварить... "Этого не может быть! Потому что не может быть никогда!". Рюриковичи не признают бастардов. За триста лет от Рюрика их всего два: Владимир Креститель да отец нынешних туровских князей. То-то волынцы так пытались его выгнать, а просьбы "примите меня в любовь" воспринимали как оскорбление. Василия, внука Мономаха, сына его дочери от "императора" Романа Диогена, которого зарезали наёмные убийцы в Доростоле, но Мономах за имение его сына, своего внука, продолжал воевать на Дунае, взяли только "верно служить князьям русским". - Двадцать два года тому, об такую же пору, съехались мы, шесть князей русских, в Кучково на Москва-реке. На сороковины брата моего Ивана. Вы-то (он кивнул Живчику и Матасу) помнить должны. Там повенчался я со старшей дочкой покойного владетеля тех мест Степана Кучки, Улитой. А отец мой... поял младшую. Девицу тогда же, в Кучково, выдали замуж. За ближника князя Святослава Ольговича. В то лето мы вместе в поход пошли. Я его помню, рядом бились. Добрый муж. Погиб. Зимой родами и та девица померла. А младенец выжил. Вот он. Добрый молодец от семени отца моего. Брат единокровный. Публика... охренела. Ряды - полуоткрытых, заросших бородами, ртов, ряды - "юбилейных рублей" разных цветов. Индийское кино в полный профиль. Хочется обнять и плакать. От неизбывной тоски и счастья обретения. Хочется присоединиться и приобщиться к этой радости. Вот! Они наконец нашли друг друга! Ура, товарищи! Братья и сёстры! Обнимемся и облобызаемся! Как это.... мило, как это... душевно, сердечно и... и волнительно. "И - прослезился". Сухой, малоэмоциональный, негромкий голос Боголюбского не оставлял места для сомнений: это - истина, так - было. Ещё минута, ещё полминуты, и мозги присутствующих преодолеют эмоциональный ступор и половодье радости обретения "утраченного брата", начнут продираться сквозь колючие заросли загадок и непоняток. "Зверь Лютый" - сын Долгорукого? - Ну это-то не велика новизна, таких по Руси немало бегает. Боголюбский назвал его братом? - Да, такое... неслыханно. Но... Крестителя братья признали, Новгород ему в удел выделили. А вот "брат Государя"... Государем признанный... А на Руси - "лествица". Боголюбскому наследует Перепёлка. Конечно, дай боже государю многие лета, но всё же... Они оба старые, за полтинник. Ненадолго. Младших Андрей с Руси отсылает. Как-то хитро. А этот лысый остаётся. Эдак лет через пять-десять у нас в государях будет вот эта оглобля плешивая. По прозванию "Зверь Лютый". А ещё: "Княжья смерть", "Немой убивец", "Ванька-пряслень", "Колдун полуночный". У нас? Вот это?! Государем?! - Ох-хр-ренеть.
Мыслительные процессы происходили асинхронно и не синфазно. Дифракционно отражаюсь на физиономиях. Я поймал уже несколько вполне угодливых улыбочек в мой адрес. Забавно видеть, как расцветает нижайшая и верноподаннейшая, вытесняя с конкретной морды лица только что бывшую на ней глумливую, высокомерную, презрительную. Увы, Андрей не дал мне возможности изучить физиогномистику особей из Большого Совета в подробностях: - Брат мой Иван. Ныне, коль оглашён ты князем русским, то и надлежит тебе занять место достойное среди нас, рюриковичей. Поди сюда. Он, однако, показал на место не за княжеским верхним столом, а впереди себя, перед помостом, посреди "покоя". Там, куда выходили прежде награждаемые. Я несколько завозился, выдираясь с лавки, отвечая на поздравления и похлопывания соседей. Народ тут, на "ножках" стола, простой. Сходу поклонов в пол не дождёшься. - Так ты князь?! Ну ниххх... Тогда - выпьем! Напоследок! Пока не началось. Андрей, едва я встал на указанное место, продолжил: - Князю русскому много чего надобно. Честь, храбрость, щедрость. Душа и разум. А знак достоинств сих: княжье корзно. Ныне у тебя нет. Так прими моё. Не побрезгуй. Я в нём в Государи Всея Руси венчался. Намёк - однозначный. Не только великая, уникальная честь. Русский князь никому не отдаёт своё корзно, пока жив. Только в гроб снимают. Боголюбский, по сути, объявляет меня наследником. Вторым. Или первым? Выводит "на линию огня". Сталкивает с Перепёлкой. И отодвигает в очереди младших, "гречников". Я, с моими Крымским и Руянским планами, теперь выгляжу "кукушонком" - вытолкнул братьев из гнезда, чтобы самому больше червячков досталось. Гнездо и Михалко сидят за столом. Как им такая новость? Передумают? Не пойдут? - Это вряд ли, это прямо под топор. Нынче - под два топора. А вот что они дорогой думать будут... Что - "кукушонок"? Или что "брат обретённый" - "благодетель тайный"? Теперь-то и причина "благодеяния" понятна: "братская любовь", "забота старшего о младших". Или - заблаговременное выращивание союзников? На всякий случай... Порядок престолонаследования в "Святой Руси" по нынешним временам... очень "вещь в себе". В РИ Всеволод Большое Гнездо, став князем Владимирским, на Киев не претендовал, предпочитая ставленников: Рюрика Стололаза, отчасти - Давида Попрыгунчика. Но если я, к Всеволжску, который "взлетает как ракета", про который уже ходит по "Святой Руси" множество слухов и сказок, добавлю, после Боголюбского, Суздальский удел и, после смерти Перепёлки, Переяславльский... Да при существующем союзе с Рязанским Живчиком и Новгород-Северским Матасом... Заманчиво. Хороша приманка. Любой рюрикович на моём месте хапнул бы без раздумий. Это ж - дорога торная! На самый верх! На Киевский стол! В РИ в эту эпоху есть два исключения: Полоцкий Всеслав Чародей и Владимирский Всеволод Большое Гнездо. Оба посидев на "главном столе Святой Руси", попробовав собственными задницами эту "горячую кашу", не только сами сюда больше не