- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (93) »
чьё-то, где-то. Моё дело. Такое - круче, чем "коза ностра" - "наше дело".
Уже интересно, уже пошло-полетело, уже в кайф... Берёшь кого-то, учишь, натаскиваешь. С радостью: ты же уже понял! Тебе же учить - как с горы катить! Наставляешь. На путь истины. На твой путь твоей истины. Отпускаешь его. Смотришь вслед: хорошо, резво побежал. Умно, умело. Как я учил.
Мда... А сам - назад, в серую тьму новых непоняток и неприветок.
"Учитель нас проводит до угла, И вновь - назад, и вновь ему с утра - Встречай, учи и снова расставайся, Когда уйдём со школьного двора".
Ученик делает, радуется, хвастает. А ты понимаешь: всё, уже отстал, "вышел в тираж", выпал из темы. Завидно. Но - "нельзя объять необъятное". Странно: почему у коллег-попаданцев нет такого чувства? Ощущения ограниченности твоего времени, твоих возможностей. И - необъятности необходимого, удивительного, увлекательного.
Андей - ревновал. Наверное, какие-нибудь молодые и горячие возопят: - Он же Государь! Р-раз - и секир башка! Нет человека - нет проблемы! Гос-споди! Избавь меня от подобных возопьющих решал! Или правильнее - возопивных? Возопиявных? Моя казнь, изгнание, заточение - привели бы к катастрофе. Всё общерусское войско немедленно восстало бы. Не-не-не! Не за меня! Против. Против Боголюбского, против вводимых новизней, против той узды, которую мы накинули на эту клячу - "Святую Русь", и упорно тащили. Куда-то. Куда ей не хотелось. Точнее: ей никуда не хотелось. "Что было - то и будет". Не надо нам нового! Пусть "по старине", "как с дедов-прадедов"! Особый вкус подобным призывам придавало моё полное и демонстративное с ними согласие. Да! Ура! Припадём! К истокам и скрепам! Источнимся и заскрепимся! Как с дедов-прадедов! И с пра-пра-пра-прадедов! С Крестителя! - Робяты! Вам который Володя святее? Святославич или Всеволодович? - Не, ну ты сравнил! Крестителя! Святого! С кое-каким Мономахом ровнять... И тогда утверждение Любеческого съезда: "каждый да держит свою отчину" - просто детский лепет расшалившихся правнуков. И, значит, ни у кого нет "своей" вотчины. Бздынь. - А... а как же? Не! Не может такого быть! Не бывало такого на Святой Руси! - Да ну? Было. Всегда. Спокон веку. Это только последние семьдесят лет иначе. Новодел, новизна некошерная. А уж Второзаконие с отпусканием рабов на волю... куда уж прадедовнее? Или - дедовитее? Дедовщиноватее? "Юридический антиквариат" вызывал когнитивный диссонанс, ставил в тупик, вызывал взбрык и выносил мозг. Раскол, разногласие между мной и Андреем немедленно вызвали бы такой вал... консервативного восторга, в смысле: энтузиазма хранителей "старины", что все наши новации просто затоптали бы, забыли бы как послеобеденный кошмар. Дело, конечно, не в двух сотнях моих бойцов или в паре "огрызков" за спиной. Дело в моей репутации, в удачливости, изворотливости, скорости. Которые признавали все. Скрипели зубами, плевались, матерились, но ничего с этим поделать не могли. Останься Боголюбский один - он не смог бы обеспечить такой темп. Просто физически сил не хватило бы. Его бы "съели". Андрей это понимал. Но - ревновал.
"Крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее - стрелы огненные".
"Песнь песней" толкует о ревности мужчины и женщины. Но мужчина и власть... очень похоже. Я это чувствовал, но надеялся, что "Киевское сидение" скоро кончится, дороги подсохнут и мы разойдёмся по своим городкам. И буду я, как настоящее попандопуло, давать издалека советы, лучше - по телеграфу, и не нести ответственности. Буду заелдыривать кое-какие вундервафли, выскакивая временами, полный оптимизма как чёртик из табакерки: - О! Едрить-крушить-инновировать! У меня новая хрень изобрелася! Дерижополь задневинтоприводной образовался! Выпав из поля зрения, не буду так сильно... возбуждать. В смысле: ревность, а не то, про что вы подумали. "Отдалённость увеличивает обаяние" - Тацит? - Вот я и обаяню. Издалека. Боголюбский ощутит себя настоящим законченным Государем, будет ломить сам, не смущаемый даже на намёком на мысль: - А вот как бы это Ванька-лысый... уелбантурил? Увы, я не учёл одной тонкости. Боголюбский, сам по себе, вполне генератор новизней. У него это не от восьмивекового опыта человечества, как у меня, а от собственного оригинального взгляда на мир и возможное в нём. От души. Понятно, что технологические прибамбасы - не его поле, но вот в своём, в княжеском, он - вполне. И он нашёл-таки способ несколько... поунять мою резвость.
"Жесток гнев, неукротима ярость; но кто устоит против ревности?" - Отвечаю царю Соломону на заданный им вопрос: тот, кто привык постоянно сдерживать и жестокий гнев, и неукротимую ярость.
Последние недели перед выступлением войска на Волынь, последние дни перед уходом каравана, некоторые отряды уже выдвинулись из города, но князья и прочая верхушка ещё в Киеве. Снова пир в той же большой трапезной Западного дворца. Снова награждения. И за прошлое, и на будущее: назначенные сотники государева войска уже присягнули в церкви и получают от Государя шейную серебряную гривну и боярскую шапку. Традиционно "старшая дружина" состоит из бояр. Обычно именно бояр назначают на эти должности. Верно и обратное: выслужившиеся сотники получают со временем боярство. Связка: чин - сословие не однозначна, как в Петровской Табели о рангах, но распространена. Здесь Боголюбский вломил прямо, без откладывания "на потом", сразу: чин - шапка. Просто маленький штришок на тему: "государева служба - хорошо". Гридни разных князей, которые думают про себя, что и они могли бы стать сотниками - кусают локти. - А ведь и я бы мог... боярином ходить. Всех же звали. Дур-рак! Князья это понимают, переглядываются. Ох, и подорожают бобры на Руси! Много шапок бобровых надо будет: князья тоже начнут массово давать боярство своим старшим дружинникам. Но мы-то первые! - Наш-то светлый... тянется за государем... вдогонку. И мы там же... В хвосте.
Я снова сижу на краю одной из "ножек" этого стола "покоем". В соседях, вместо убывших "до дому" торков - литва. Под общий шум, под здравницы веду неспешный разговор. Пытаюсь понять возможные подробности будущего прохода каравана князя Михалко по тамошним землям. - А вот к примеру, ливы... Вот так прямо и режут?! Всех?! А если Криве-Кривайто запретил? Да ты что?! Ай-яй-яй. Была мысль пригласить этих ребят в караван. Но лучше не надо. Племена враждебны между собой. Добавлять к вражде каких-нибудь ливов или латгалов к русским ещё и их вражду с куршами или жмудью... Троекратный стук посоха в пол. На этом помосте - как в барабан. Шум в зале стихает, мой собеседник оборачивается к центральному столу. Дождавшись тишины, начинает
"Учитель нас проводит до угла, И вновь - назад, и вновь ему с утра - Встречай, учи и снова расставайся, Когда уйдём со школьного двора".
Ученик делает, радуется, хвастает. А ты понимаешь: всё, уже отстал, "вышел в тираж", выпал из темы. Завидно. Но - "нельзя объять необъятное". Странно: почему у коллег-попаданцев нет такого чувства? Ощущения ограниченности твоего времени, твоих возможностей. И - необъятности необходимого, удивительного, увлекательного.
Андей - ревновал. Наверное, какие-нибудь молодые и горячие возопят: - Он же Государь! Р-раз - и секир башка! Нет человека - нет проблемы! Гос-споди! Избавь меня от подобных возопьющих решал! Или правильнее - возопивных? Возопиявных? Моя казнь, изгнание, заточение - привели бы к катастрофе. Всё общерусское войско немедленно восстало бы. Не-не-не! Не за меня! Против. Против Боголюбского, против вводимых новизней, против той узды, которую мы накинули на эту клячу - "Святую Русь", и упорно тащили. Куда-то. Куда ей не хотелось. Точнее: ей никуда не хотелось. "Что было - то и будет". Не надо нам нового! Пусть "по старине", "как с дедов-прадедов"! Особый вкус подобным призывам придавало моё полное и демонстративное с ними согласие. Да! Ура! Припадём! К истокам и скрепам! Источнимся и заскрепимся! Как с дедов-прадедов! И с пра-пра-пра-прадедов! С Крестителя! - Робяты! Вам который Володя святее? Святославич или Всеволодович? - Не, ну ты сравнил! Крестителя! Святого! С кое-каким Мономахом ровнять... И тогда утверждение Любеческого съезда: "каждый да держит свою отчину" - просто детский лепет расшалившихся правнуков. И, значит, ни у кого нет "своей" вотчины. Бздынь. - А... а как же? Не! Не может такого быть! Не бывало такого на Святой Руси! - Да ну? Было. Всегда. Спокон веку. Это только последние семьдесят лет иначе. Новодел, новизна некошерная. А уж Второзаконие с отпусканием рабов на волю... куда уж прадедовнее? Или - дедовитее? Дедовщиноватее? "Юридический антиквариат" вызывал когнитивный диссонанс, ставил в тупик, вызывал взбрык и выносил мозг. Раскол, разногласие между мной и Андреем немедленно вызвали бы такой вал... консервативного восторга, в смысле: энтузиазма хранителей "старины", что все наши новации просто затоптали бы, забыли бы как послеобеденный кошмар. Дело, конечно, не в двух сотнях моих бойцов или в паре "огрызков" за спиной. Дело в моей репутации, в удачливости, изворотливости, скорости. Которые признавали все. Скрипели зубами, плевались, матерились, но ничего с этим поделать не могли. Останься Боголюбский один - он не смог бы обеспечить такой темп. Просто физически сил не хватило бы. Его бы "съели". Андрей это понимал. Но - ревновал.
"Крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее - стрелы огненные".
"Песнь песней" толкует о ревности мужчины и женщины. Но мужчина и власть... очень похоже. Я это чувствовал, но надеялся, что "Киевское сидение" скоро кончится, дороги подсохнут и мы разойдёмся по своим городкам. И буду я, как настоящее попандопуло, давать издалека советы, лучше - по телеграфу, и не нести ответственности. Буду заелдыривать кое-какие вундервафли, выскакивая временами, полный оптимизма как чёртик из табакерки: - О! Едрить-крушить-инновировать! У меня новая хрень изобрелася! Дерижополь задневинтоприводной образовался! Выпав из поля зрения, не буду так сильно... возбуждать. В смысле: ревность, а не то, про что вы подумали. "Отдалённость увеличивает обаяние" - Тацит? - Вот я и обаяню. Издалека. Боголюбский ощутит себя настоящим законченным Государем, будет ломить сам, не смущаемый даже на намёком на мысль: - А вот как бы это Ванька-лысый... уелбантурил? Увы, я не учёл одной тонкости. Боголюбский, сам по себе, вполне генератор новизней. У него это не от восьмивекового опыта человечества, как у меня, а от собственного оригинального взгляда на мир и возможное в нём. От души. Понятно, что технологические прибамбасы - не его поле, но вот в своём, в княжеском, он - вполне. И он нашёл-таки способ несколько... поунять мою резвость.
"Жесток гнев, неукротима ярость; но кто устоит против ревности?" - Отвечаю царю Соломону на заданный им вопрос: тот, кто привык постоянно сдерживать и жестокий гнев, и неукротимую ярость.
Последние недели перед выступлением войска на Волынь, последние дни перед уходом каравана, некоторые отряды уже выдвинулись из города, но князья и прочая верхушка ещё в Киеве. Снова пир в той же большой трапезной Западного дворца. Снова награждения. И за прошлое, и на будущее: назначенные сотники государева войска уже присягнули в церкви и получают от Государя шейную серебряную гривну и боярскую шапку. Традиционно "старшая дружина" состоит из бояр. Обычно именно бояр назначают на эти должности. Верно и обратное: выслужившиеся сотники получают со временем боярство. Связка: чин - сословие не однозначна, как в Петровской Табели о рангах, но распространена. Здесь Боголюбский вломил прямо, без откладывания "на потом", сразу: чин - шапка. Просто маленький штришок на тему: "государева служба - хорошо". Гридни разных князей, которые думают про себя, что и они могли бы стать сотниками - кусают локти. - А ведь и я бы мог... боярином ходить. Всех же звали. Дур-рак! Князья это понимают, переглядываются. Ох, и подорожают бобры на Руси! Много шапок бобровых надо будет: князья тоже начнут массово давать боярство своим старшим дружинникам. Но мы-то первые! - Наш-то светлый... тянется за государем... вдогонку. И мы там же... В хвосте.
Я снова сижу на краю одной из "ножек" этого стола "покоем". В соседях, вместо убывших "до дому" торков - литва. Под общий шум, под здравницы веду неспешный разговор. Пытаюсь понять возможные подробности будущего прохода каравана князя Михалко по тамошним землям. - А вот к примеру, ливы... Вот так прямо и режут?! Всех?! А если Криве-Кривайто запретил? Да ты что?! Ай-яй-яй. Была мысль пригласить этих ребят в караван. Но лучше не надо. Племена враждебны между собой. Добавлять к вражде каких-нибудь ливов или латгалов к русским ещё и их вражду с куршами или жмудью... Троекратный стук посоха в пол. На этом помосте - как в барабан. Шум в зале стихает, мой собеседник оборачивается к центральному столу. Дождавшись тишины, начинает
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (93) »