Михаил Власов Пескове́к

В то лето мы жили на даче. Обычно мы приезжаем туда на два-три дня, но год выдался сложный, планы на путешествия были сорваны, и мы решили, что лучше весь отпуск провести за городом. Место тихое, соседи приличные, рядом лес, речка… Что ещё нужно, чтобы спокойно отдохнуть от столичной суеты.

Больше всех радовался мой восьмилетний сын Илья. Здесь ему было весело и раздольно. Особенно он любил ходить со мной на речку. Мы купались, загорали, болтали о разном. Парень он любознательный и начитанный, и порой его вопросы ставят меня в тупик. Однажды он, задумчиво пересыпая прибрежный песок, спросил:

— А знаешь, какая температура плавления песка?

— Знал когда-то… Давай угадаю! Тысяча градусов!

— Тысяча семьсот! А мы с тобой сможем его расплавить?

— В домашних условиях точно не сможем, специальная печь нужна.

— Жаль, — огорчился Илья. — Так хотелось сделать Пескове́ка…

— Ты хотел сказать, песковика́? То есть такого «снеговика» из песка?

— Нет, именно Пескове́ка! Это такой песочный человек. Он очень умный и страшный, — сказал Илья и округлил глаза, чтобы показать, насколько именно он страшный.

— Если он такой страшный, зачем же его делать?

— Он же не настоящий, значит, и страшный он только понарошку!

— Ну, если понарошку, то можем попробовать. Плавить ничего не нужно. У нас в сарае есть подходящий клей, кажется…

Мы принесли банку с клеем, смешали его с песком и принялись прямо на берегу реки лепить Пескове́ка, а часа через два, жутко перемазанные, но очень довольные, удовлетворённо рассматривали своё творение. Пескове́к получился внушительный! Был он почти с меня ростом и обладал огромными руками, картофелеобразным носом, пельме́нистыми ушами и круглыми выпученными глазами.

— Вот это да! — восхищённо сказал Илья, — настоящий Пескове́к получился!

Кое-как отмывши себя в речке, мы отправились домой ужинать. Вечером я зашёл в комнату сына пожелать ему спокойной ночи.

— Как ты думаешь, Пескове́к за нами не придёт? — уже сонным голосом спросил Илья.

— Не придёт, у него другие дела, спи, — успокоил я его.

Мы с женой посмотрели немного телевизор в гостиной, потом она ушла в спальню, а я прикорнул на диване. И дремалось мне так сладко, а лёгкий летний ветерок так приятно обдувал лицо… Стоп! Какой-такой ветерок? Я приоткрыл глаза и обнаружил, что лежу на берегу нашей речки, а рядом сидит Пескове́к.

— Лично против тебя я ничего не имею, — задумчиво сказал он, — но всё же я должен тебя убить.

Я попытался вскочить на ноги, но не мог.

— Бесполезно это, даже не пытайся, — всё так же спокойно произнёс Пескове́к. — Вот ведь странная вещь, ещё вчера я и не подозревал о твоём существовании, а сегодня я это твоё существование прекращу.

— Не надо меня убивать, Пескове́к! За что меня убивать?

— Во-первых, никакой я не Пескове́к! Я — Хомо Кварцитис, а ты — Хомо Акво́сус. Моя стихия — песок, а твоя — вода. А во-вторых, ты для меня — враждебное существо чужой расы и поэтому должен умереть!

— Но почему? Что я тебе сделал?

— Ничего. Просто у каждого в этом мире должна быть своя цель. Вот у тебя она какая?

— Ну, не знаю… Обеспечить семью, вырастить сына, работать…

— Это не цель. Это заложено во всех живых организмах, даже у самых примитивных животных есть подобные инстинкты. У разумных существ должно быть другое предназначение. Какую основную задачу ты решаешь своим существованием? Что ты сделал, чтобы оправдать свою жизнь? И вообще, какова главная идея твоего народа, высший смысл твоей цивилизации?

— Я об этом как-то не думал, — растерялся я.

— Вот и я о том же! — горестно вздохнул Пескове́к, — Ни о чём-то вы не думаете, плывёте себе по течению, авось вынесет… Не вынесет! Нет цели — нет и права на жизнь!

И он протянул ко мне свои ручищи с сосисочными пальцами.

— Постой! Объясни хотя бы, у тебя-то почему такая цель?

— Дурацкий вопрос! Не мы определяем цели. Я просто родился с этим знанием.

— Но это же я тебя создал!

— Ты ошибаешься. Я существовал и до этого. Ты просто материализовал меня в своём мире.

— Значит, есть и другой мир?

— Да, есть много миров и огромное число цивилизаций. У каждой из них должно быть своё предназначение, и, если у вашего народа его нет, значит, вы бесполезны.

— А ваша задача, значит, уничтожить мой народ. Почему?

— Вы другие. Вы непонятны. Вы опасны. Кроме того, ещё и бесполезны, как сейчас выяснилось.

— Значит, если вы уничтожите нас, то цель будет достигнута?

— Да. На этом этапе.

— А что дальше?

— Найдутся другие объекты уничтожения.

— А потом?

— Мы продолжим, пока мы не истребим всё инородное.

— А после этого?

— Это уже не важно. Пусть решают потомки. Наша задача будет выполнена. Главное в том, что нам цель известна, а вам — нет, поэтому вы обречены!

Его толстые пальцы вновь потянулись к моей шее. Пескове́к схватил меня за горло и стал душить. Неимоверным усилием я сумел разжать его пальцы, вырвался из смертельных объятий и… открыл глаза. Я по-прежнему был на диване в гостиной. За окном бушевала ночная гроза. Тихо бубнил телевизор. Шея нещадно болела, в висках ухало так, будто невидимый кузнец звонко лупил по наковальне где-то в районе мозжечка. Я выпил воды, стало чуть легче, но чувство тревоги никуда не делось.

Не знаю почему, но я точно знал, что, если не предпринять немедленных действий, Пескове́к обязательно появится вновь, и кто знает, чем всё закончится. Я взял фонарик и вышел из дома. На улице штормило: дождь лупил так, что протоптанные возле дома дорожки превратились в сплошную кипящую кашицу из воды и песка. Порывистый ветер горстями бросал в лицо лившуюся с небес воду. Я сразу же вымок до нитки, но сейчас мне было всё равно.

Схватив в сарае штыковую лопату, я быстрым шагом направился к реке. Обычно дорога занимала минут пять, но на этот раз идти было куда труднее: мешали темнота и встречный ветер, вдобавок мне показалось, что песок на дорожке как-то странно поднимается вместе с фонтанчиками воды и цепляет меня за щиколотки. Я постоянно спотыкался, а пару раз даже растянулся во весь рост, ободрав ладони о мелкие камешки. В общем, до места я добирался раза в три дольше, чем обычно.

Спускаясь к берегу, я внезапно поскользнулся и покатился вниз. Вообще там не очень высоко, всего-то метра три, но склон довольно крутой. Летел я так лихо, что потерял лопату и фонарик, вдобавок изрядно приложился головой о землю всего в десяти сантиметрах от большого гладкого камня, на котором мы с сыном любили сидеть во время наших прогулок. Кое-как придя в себя, я сначала нашёл