Бузук насупил брови:
— Ты в порядке?
— В порядке, — солгал Максим. Хотелось лечь и умереть.
Впрягся в волокушу и пошёл обратно к колодцу, за трупом.
— Ты куда? — опешил Бузук. Его голос слился с гудением в ушах.
*** Путь до изгороди занимал несколько минут неторопливым шагом. Сейчас Максиму казалось, что он идёт целую вечность. Штакетник возник неожиданно. Максим решил, что это обман зрения. Лишь подойдя вплотную к ограде, почувствовал некое подобие радости: он справился. Уложив тело Гвоздя возле засохшего дерева, хлопнул его по плечу: — Уже скоро. Никуда не уходи. — Опять впрягся в волокушу и пошёл в другую сторону от избы, чеканя слова: — Спасатель обязан активно вести поиск пострадавших… Спустя некоторое время Максим вернулся к изгороди с очередным «грузом 200», как сказали бы в армии. Сбросил с самодельной подстилки тело Хрипатого. Перекатил его к Гвоздю поближе и вновь потянул волокушу между кустами, чётко выговаривая слова: — Спасатель обязан принимать меры по спасению пострадавших… Хирурга Максим тащил осторожно, будто боялся причинить ему боль. Извинялся перед ним всякий раз, когда подстилка из еловых лап застревала в зарослях или подпрыгивала на бугорках. Подойдя к изгороди, Максим споткнулся о чей-то ботинок, упал на тела зэков и со злостью выплюнул: — Если я лежал в психушке, надо мной можно потешаться? Да? Ты так думаешь? Уложил Хирурга отдельно от братков и прошептал ему в ухо: — Проследи, чтобы они не смылись. Выпрямив спину, прислушался: — Кто здесь? В ответ гудела тишина. Вернувшись к избе, Максим кивнул Бузуку: — Посиди немного. — Почти тридцать лет сижу. Мне не привыкать. Максим закатил на еловую подстилку Шнобеля, впрягся в волокушу, наклонился вперёд. Сил осталось совсем мало. — Куда ты его? — поинтересовался Бузук. — Хоронить, что ли? — Туда, где нас быстро найдут. Не знаешь, куда Сява делся? Бузук посмотрел мрачным взглядом. — Понятно, — вздохнул Максим и потянул подстилку между кустами. — Ты где рюкзак нашёл? — ударилось в спину. — Какая разница? — Большая. Максим махнул рукой: — Там. — Там Жила Сяву и прикончил. Уложив Шнобеля рядом с братками, Максим отправился на поиски паренька. Ориентир — сухой вяз с узким и тёмным дуплом. К смертям братков Максим относился отстранённо. Они сами, своими поступками, определили свою судьбу. Разве что гибель Хирурга задела Максима за живое. Даже тюрьма с её бесчеловечными законами не сумела истребить в Хирурге человечность. Смерть Сявы потрясла… Максим сел рядом с худеньким изувеченным телом и заплакал. Почему мир проявляет к детям особую жестокость? Если бы в своё время этому мальчишке встретился человек… всего один, заботливый, внимательный, отзывчивый, с чистой душой и большим сердцем, — жизнь Сявы заиграла бы иными красками. Если бы каждого ребёнка по жизненному пути вёл такой человек — людей со сломанной судьбой было бы намного меньше, в городах и деревнях было бы меньше тюрем, а в мире меньше горя. Бузук прав: у некоторых судьба тяжёлая и не простая. Кто-то ломается, а кто-то держится стойко, невзирая на трудности. Максим взял Сяву за руки: — Ты не стойкий оловянный солдатик. Мне очень жаль. — И затащил его на волокушу. Ноги ныли, в колене пылал пожар, нестерпимо болела голова. Хотелось пить. С кончика носа на землю падали капли пота. «Упряжь» врезалась в тело даже через куртку и жилет. Боясь потерять сознание, Максим бормотал: — Спасатель обязан оказывать пострадавшим первую медицинскую помощь и другие виды помощи… Оставив Сяву возле изгороди, направился к избе. Бузук сидел, откинувшись на куст. Глаза закрыты. Руки как плети — вдоль тела. Пятно крови на боку стало намного больше. На коленях лежал охотничий нож. — Хрыч старый, мать твою! — вскричал Максим, выпутываясь из ремней. — И кому ты сделал хуже? Бузук приподнял веки: — Репутация — для меня не пустой звук, дружок. Она мне важнее, чем моя грёбаная жизнь. Я лучше сдохну здесь, чем стану оправдываться перед братками за то, что я не делал. Максим забрал у него нож, затолкал в крепление на жилете. Сел на ступени крыльца и уронил голову на грудь. Он немного отдохнёт и продолжит прокладывать дорогу из аномальной зоны в реальный мир. — Противно, — послышался слабый голос. — Вытри сопли, слюнтяй, а то меня вырвет. — Откуда в тебе столько дерьма? Ты вроде бы… — Максим поднял взгляд и умолк на полуслове. Возле кустарника сидел не Бузук, а он сам. В костюме спасателя. В нагрудном чехле рация. Глаза круглые как пятаки. Рот приоткрыт от изумления. Максим выставил перед собой ладони и произнёс сбивчиво: — Не бойся. Ты не слышишь меня. Я знаю. Чёрт! Как сказать, чтобы ты понял? Ты опять сюда попрёшься, отговаривать нет смысла. Не бери с собой Олега. Андрюху ты ещё не знаешь, но скоро познакомишься. Не бери их с собой. Их убьют. Ты понял? — Максим приподнялся со ступеней и проговорил, сопровождая слова жестами: — Читай по губам. Не ходи к Олегу. Иди в лес сам. А лучше сиди дома. Потеря памяти — не самое страшное в жизни. — Какого хрена?.. Максим стиснул кулаки и затрясся как в лихорадке: — Заткнись! — Моргнул, а перед ним сидит перепуганный Бузук. — Ты всё испортил! Посмотрел на свои окровавленные ладони. Посмотрел на куртку и штаны в багровых разводах. Мазнул пальцами по мокрому от крови бинту на шее. Затопал, закричал в небо: — Чёрт! Чёрт! Чёрт! Именно таким он увидел себя в тот злополучный день: грязным, взлохмаченным, измождённым, похожим на сумасшедшего убийцу. Совладав с эмоциями, Максим достал из рюкзака Андрюхину футболку и протянул Бузуку: — Зажми под мышкой. Тот, похоже, ещё не отошёл от шока и потому подчинился беспрекословно. Максим закатил Жилу на поредевшие еловые лапы: — Бузук, вставай! Прижимая одну руку к боку, уголовник упёрся другой рукой в землю, поёрзал: — Не могу. Максим поднял его. Впрягся в волокушу: — Пошли. — Давай подсоблю, — предложил Бузук и взялся за жгут, свитый из полос ткани. С грехом пополам они пересекли овраг, поросший орешником. Отдышались. Обогнули поваленное дерево и приблизились к штакетнику. Взглянув на открытую калитку, Максим соединил ладони, прижал к губам и прошептал: — Спасибо тебе. Его догадка оказалась верной: сколько «гостей» пришло в зону, столько должно и уйти. Указал на дверцу: — Иди, Бузук, первым. Волокуша почти развалилась. Не желая тратить время на её починку, Максим схватил Жилу за воротник и поволочил. Пройдя десять
*** Путь до изгороди занимал несколько минут неторопливым шагом. Сейчас Максиму казалось, что он идёт целую вечность. Штакетник возник неожиданно. Максим решил, что это обман зрения. Лишь подойдя вплотную к ограде, почувствовал некое подобие радости: он справился. Уложив тело Гвоздя возле засохшего дерева, хлопнул его по плечу: — Уже скоро. Никуда не уходи. — Опять впрягся в волокушу и пошёл в другую сторону от избы, чеканя слова: — Спасатель обязан активно вести поиск пострадавших… Спустя некоторое время Максим вернулся к изгороди с очередным «грузом 200», как сказали бы в армии. Сбросил с самодельной подстилки тело Хрипатого. Перекатил его к Гвоздю поближе и вновь потянул волокушу между кустами, чётко выговаривая слова: — Спасатель обязан принимать меры по спасению пострадавших… Хирурга Максим тащил осторожно, будто боялся причинить ему боль. Извинялся перед ним всякий раз, когда подстилка из еловых лап застревала в зарослях или подпрыгивала на бугорках. Подойдя к изгороди, Максим споткнулся о чей-то ботинок, упал на тела зэков и со злостью выплюнул: — Если я лежал в психушке, надо мной можно потешаться? Да? Ты так думаешь? Уложил Хирурга отдельно от братков и прошептал ему в ухо: — Проследи, чтобы они не смылись. Выпрямив спину, прислушался: — Кто здесь? В ответ гудела тишина. Вернувшись к избе, Максим кивнул Бузуку: — Посиди немного. — Почти тридцать лет сижу. Мне не привыкать. Максим закатил на еловую подстилку Шнобеля, впрягся в волокушу, наклонился вперёд. Сил осталось совсем мало. — Куда ты его? — поинтересовался Бузук. — Хоронить, что ли? — Туда, где нас быстро найдут. Не знаешь, куда Сява делся? Бузук посмотрел мрачным взглядом. — Понятно, — вздохнул Максим и потянул подстилку между кустами. — Ты где рюкзак нашёл? — ударилось в спину. — Какая разница? — Большая. Максим махнул рукой: — Там. — Там Жила Сяву и прикончил. Уложив Шнобеля рядом с братками, Максим отправился на поиски паренька. Ориентир — сухой вяз с узким и тёмным дуплом. К смертям братков Максим относился отстранённо. Они сами, своими поступками, определили свою судьбу. Разве что гибель Хирурга задела Максима за живое. Даже тюрьма с её бесчеловечными законами не сумела истребить в Хирурге человечность. Смерть Сявы потрясла… Максим сел рядом с худеньким изувеченным телом и заплакал. Почему мир проявляет к детям особую жестокость? Если бы в своё время этому мальчишке встретился человек… всего один, заботливый, внимательный, отзывчивый, с чистой душой и большим сердцем, — жизнь Сявы заиграла бы иными красками. Если бы каждого ребёнка по жизненному пути вёл такой человек — людей со сломанной судьбой было бы намного меньше, в городах и деревнях было бы меньше тюрем, а в мире меньше горя. Бузук прав: у некоторых судьба тяжёлая и не простая. Кто-то ломается, а кто-то держится стойко, невзирая на трудности. Максим взял Сяву за руки: — Ты не стойкий оловянный солдатик. Мне очень жаль. — И затащил его на волокушу. Ноги ныли, в колене пылал пожар, нестерпимо болела голова. Хотелось пить. С кончика носа на землю падали капли пота. «Упряжь» врезалась в тело даже через куртку и жилет. Боясь потерять сознание, Максим бормотал: — Спасатель обязан оказывать пострадавшим первую медицинскую помощь и другие виды помощи… Оставив Сяву возле изгороди, направился к избе. Бузук сидел, откинувшись на куст. Глаза закрыты. Руки как плети — вдоль тела. Пятно крови на боку стало намного больше. На коленях лежал охотничий нож. — Хрыч старый, мать твою! — вскричал Максим, выпутываясь из ремней. — И кому ты сделал хуже? Бузук приподнял веки: — Репутация — для меня не пустой звук, дружок. Она мне важнее, чем моя грёбаная жизнь. Я лучше сдохну здесь, чем стану оправдываться перед братками за то, что я не делал. Максим забрал у него нож, затолкал в крепление на жилете. Сел на ступени крыльца и уронил голову на грудь. Он немного отдохнёт и продолжит прокладывать дорогу из аномальной зоны в реальный мир. — Противно, — послышался слабый голос. — Вытри сопли, слюнтяй, а то меня вырвет. — Откуда в тебе столько дерьма? Ты вроде бы… — Максим поднял взгляд и умолк на полуслове. Возле кустарника сидел не Бузук, а он сам. В костюме спасателя. В нагрудном чехле рация. Глаза круглые как пятаки. Рот приоткрыт от изумления. Максим выставил перед собой ладони и произнёс сбивчиво: — Не бойся. Ты не слышишь меня. Я знаю. Чёрт! Как сказать, чтобы ты понял? Ты опять сюда попрёшься, отговаривать нет смысла. Не бери с собой Олега. Андрюху ты ещё не знаешь, но скоро познакомишься. Не бери их с собой. Их убьют. Ты понял? — Максим приподнялся со ступеней и проговорил, сопровождая слова жестами: — Читай по губам. Не ходи к Олегу. Иди в лес сам. А лучше сиди дома. Потеря памяти — не самое страшное в жизни. — Какого хрена?.. Максим стиснул кулаки и затрясся как в лихорадке: — Заткнись! — Моргнул, а перед ним сидит перепуганный Бузук. — Ты всё испортил! Посмотрел на свои окровавленные ладони. Посмотрел на куртку и штаны в багровых разводах. Мазнул пальцами по мокрому от крови бинту на шее. Затопал, закричал в небо: — Чёрт! Чёрт! Чёрт! Именно таким он увидел себя в тот злополучный день: грязным, взлохмаченным, измождённым, похожим на сумасшедшего убийцу. Совладав с эмоциями, Максим достал из рюкзака Андрюхину футболку и протянул Бузуку: — Зажми под мышкой. Тот, похоже, ещё не отошёл от шока и потому подчинился беспрекословно. Максим закатил Жилу на поредевшие еловые лапы: — Бузук, вставай! Прижимая одну руку к боку, уголовник упёрся другой рукой в землю, поёрзал: — Не могу. Максим поднял его. Впрягся в волокушу: — Пошли. — Давай подсоблю, — предложил Бузук и взялся за жгут, свитый из полос ткани. С грехом пополам они пересекли овраг, поросший орешником. Отдышались. Обогнули поваленное дерево и приблизились к штакетнику. Взглянув на открытую калитку, Максим соединил ладони, прижал к губам и прошептал: — Спасибо тебе. Его догадка оказалась верной: сколько «гостей» пришло в зону, столько должно и уйти. Указал на дверцу: — Иди, Бузук, первым. Волокуша почти развалилась. Не желая тратить время на её починку, Максим схватил Жилу за воротник и поволочил. Пройдя десять