Гостята проснулась. Распахнула глаза, быстро скользнула по моему лицу и шее пальцами.

— Алёша! Ты давно обратился?

— Не знаю. Я спал.

Она хотела сказать ещё что-то, но заметила Тишку и рванулась с моих рук, я её не выпустил.

— Тишка… Это отец твой, — быстро начала объяснять Гостята. Она почему-то испугалась и смутилась сильно.

— Я знаю, мам.

— Знаешь? — она стушевалась ещё больше. Потом начала искать на небе солнце. — Сколько я спала? Долго?

— Да нет, ещё даже не вечер, — Я её спустил на землю, но из объятий не выпустил. Она поправила на себе платье и принялась прибирать волосы.

— Красивая у нас мама, правда? — спросил я Тишку.

— Да, — он подошёл и погладил локон её волос. — Очень красивая.

— Надо маму поцеловать и попросить у неё обед для нас. Я не дядя Горян, готовить не умею.

Я сел на брёвнышко, с которого недавно поднялся, усадил Гостяту на колено. Тишка подошёл и поцеловал маму в щеку. Заглядывая в глаза ей, сказал.

— Мама, я голодный.

— Я тоже голодный, — признался я, целуя знахарку в другую щеку. Меня, конечно, мучил другой голод. Хорошо, что сын рано вернулся. А то бы я в своих желаниях себя быстро угробил. От вкуса её солоноватой от пота кожи мешались мысли. Гостята, кажется, хотела нас обоих обнять одновременно, но мы оба быстро высвободились. Я потрепал Тишку по волосам. Волосы густые, мамины.

— Пойдёмте в дом? — спросил у сына и знахарки.

— А ты обратно в Лешего обратишься? — спросил у меня Тишка, рассматривая.

— Обращусь, конечно. И,наверное, скоро. Может быть, сейчас.

— Хорошо, оно так интереснее! — выдал сын.

— А мне больше твой отец таким нравится! — испугалась знахарка, кидаясь мне на шею.

— Разберёмся как-нибудь, — ответил я.

Мы прошли в дом. Знахарка зашла вслед за Тишкой, а я задержался на крыльце. Впитать в себя хотелось этот день, жару послеполуденную, запах травы дурманящий и ветра освежающую прохладу. Сегодня в ночь в лесу расцветёт папоротник. Будет манить кого-то снова и наполнять надеждою. Верят некоторые, что исполняет он желания. У меня есть одно, да вряд ли исполниться ему поможет цветок.

Я уже получил много, чего, быть может, не заслуживаю. И вот, сам уже мёртвый, чего-то от жизни хочу. Я слышу, как смеются в моём доме. И как зовут меня. У Гостяты голос звонкий, и она спрашивает.

— Алёша, ну ты идёшь? — говорит она ласково. — Или ты там заснул?

Летом я в спячку не впадаю. Но если всё сном окажется, тогда не хочу просыпаться. Она что-то ещё говорит, с Тишкой спорит, смеётся. А я дверь притворяю и думаю, что если это всё снится мне, тогда остался я в той берлоге, в которую меня огнём бушующим закинуло. И никакая Мара не пришла, чтобы меня откопать. Но если всё так, тогда, кто б ты ни был, друг или враг, если ты заметил меня — лучше пройди мимо. Судьбу не испытывай и нечисть лихую не зли.

Натворили мы много, и кто виноват — не знаем. Поэтому сказано будет:

“Лучше меня не буди”.