в недоумении посмотрел им вслед, видимо, не понимая с какой вдруг стати КГБ вмешалось в это, по его мнению, банальное уголовное дело. Какое-то мгновение он еще раздумывал, глядя на захлопнувшуюся дверь, а затем мигом побежал вниз к машине докладывать по рации своему начальству все, что произошло в этом злополучном подъезде.

Труп увезли быстро. С лестничной клетки и со ступеней начисто смыли разбрызганные пятна крови и тщательно очистили стены, не оставив и малейшего следа преступления. Но слух об убийстве, конечно, разнесся по дому, и соседи в недоумении обсуждали случившееся.

Убийство произошло в рабочем районе Москвы в одном из домов, принадлежавших автозаводу имени Лихачева. На этом заводе и работал покойный. Звали его Эдуард Гонзалес. Он был испанец.

В Советскую Россию Эдуард приехал пятилетним мальчишкой. Его привез туда отец, фанатичный испанский коммунист, бежавший в СССР в августе 1939 года после провалившегося путча испанских коммунистов против правительства Франко.

В ту осень 1939 года советское правительство перевезло из Испании в Москву сотни своих неудачливых единомышленников, и многие из них, как и Гонзалес-старший, нашли работу на автозаводе. Отец Эдуарда поселился тогда в том же доме и в той же квартире, в которой Иваницкий и Шабанов производили сейчас обыск. Это была крошечная квартира — одна комната и маленькая кухня. Но считалась она чуть ли не самой лучшей в том старом пятиэтажном доме, ибо была изолированной, не то что другие, в которых было, правда, по две и три комнаты, но зато в них и жили по две, а то и по три семьи.

В квартире Эдуарда Гонзалеса оказалось мало мебели и Иваницкий с Шабановым быстро справились с ее осмотром. Они проверили содержимое шкафа, вывернули наизнанку карманы брюк и пиджаков, тщательно потом обыскали кровать и перетряхнули белье. Но больше всего им пришлось повозиться с книгами. Эдуард Гонзалес был инженер, и все полки в его квартире оказались заставленными всякими техническими справочниками и каталогами. Следователи КГБ внимательно их перелистали, но ничего подозрительного не нашли. Ничего интересного не оказалось и в старом альбоме с семейными фотографиями и в пухлом портфеле, валявшемся на полу возле кровати.

— Ни черта! — Шабанов даже выругался от досады и стал перелистывать записную телефонную книжку покойного. Там были, в основном, служебные номера телефонов, не имевшие по мнению Шабанова особого значения. Но на самой последней странице и не в алфавитном порядке размашисто и крупными буквами было написано: «Виктор Быстров. 338-5217».

Шабанов спрятал записную книжку в свой портфель, и на этом закончился обыск квартиры Эдуарда Гонзалеса.

Следователи тотчас уехали. В десятом часу утра их машина стремительно неслась к площади Дзержинского.

2

Дом № 2 на площади Дзержинского знают не только москвичи. Сокращенно он известен во всем мире как КГБ. Это и есть Комитет Государственной Безопасности СССР. А тысячам террористов, обученных в СССР, множеству тайных советских агентов, проживающих в западных странах, он знаком под названием «Центр».

После Второй мировой войны советские власти расширили владения КГБ и пристроили к его старому зданию новый громадный корпус. Его сооружали пленные немецкие солдаты. Все они были потом расстреляны, чтобы никогда не имели возможности разгласить тайну внутреннего устройства «Центра».

Оба эти здания, старое и новое, слитые воедино, стоят теперь под одним почтовым адресом — дом № 2, образуя на площади Дзержинского унылый мрачный массив, отделанный серым камнем. С высоты птичьего полета он напоминает огромный замкнутый прямоугольник. Внутри его находится большой двор. А под ним — подземная тюрьма. В народе ее прозвали Лубянкой — по старому названию улицы, проходящей вдоль одной из сторон дома № 2.

Узкие кельи Лубянской тюрьмы холодили сердца сотен тысяч заключенных. В ней были расстреляны многие советские политические деятели, каким-то образом разгневавшие своих вождей. Там были казнены собственными же палачами и три бывших руководителя КГБ.

Сегодня в предновогодний день нынешний глава КГБ Юрий Андропов еще не появлялся в своем кабинете на третьем этаже, хотя шел уже десятый час. Он решил немного задержаться дома, полагая, что до конца года уже ничего сверхъестественного не произойдет.

Когда Иваницкий и Шабанов, возвращавшиеся с Автозаводской улицы, подъезжали к площади Дзержинского, Андропов неторопливо завтракал в своей просторной, светлой квартире, уставленной добротной венгерской мебелью. Андропов почему-то не любил носить военную форму, хотя был генералом армии, и сегодня он сидел за столом в свежей накрахмаленной рубашке и в синем в красную полоску галстуке с золотой булавкой.

Андропов производил впечатление сдержанного, учтивого, образованного человека. Когда-то он любил много читать. В доме и сейчас все полки были заставлены книгами. Он умел располагать к себе людей непринужденной манерой обращения, казаться участливым и доброжелательным. Андропов сносно говорил по-английски, чем не могли похвастать его партийные коллеги по Политбюро. И первым, кто по-настоящему оценил эти его качества, был бывший глава партии и государства Никита Хрущев. Он назначил Андропова послом в Венгрию, что приобрело впоследствии серьезное значение. С тех пор и началась головокружительная партийная карьера Андропова.

А тогда, в ноябре 1956 года, когда венгры восстали против советского засилья, Андропов сделал все, на что был способен. Он так искусно сыграл свою нелегкую и опасную роль, как только мог сыграть ее самый блистательный актер. Вежливостью и тактичностью Андропов склонил главу нового венгерского правительства Имре Надя к переговорам и убедил его в том, что Хрущев якобы искренне намерен вывести советские войска из Венгрии. Имре поверил послу. Через пару дней Андропов организовал банкет, куда под предлогом переговоров заманил героя венгерского восстания и министра обороны нового правительства Пала Малетера. Но как только венгры прибыли на банкет, вся их делегация была арестована, а Пал Малетер расстрелян.

Спустя две недели Андропов превосходно разыграл еще одну операцию. Обманным путем он выманил из Югославского посольства скрывавшихся там других членов венгерского правительства и всех их арестовал. Несчастный и доверчивый Имре Надь, ранее очарованный внешним лоском советского посла, был вывезен в Румынию и там расстрелян. А Андропов образовал из рекомендованных Хрущевым венгерских коммунистов просоветское правительство и посадил во главе его бесцветного и послушного Яноша Кадара.