Сергей Баунт Кукла

Я нашёл её на свалке, на обычной поселковой свалке. В те годы (это было начало семидесятых) с игрушками было туго. Купить игрушку в магазине могли позволить себе только богатые жители посёлка. На далёком северном прииске к таким относились те, кого мы, дети, подражая старшим, называли «конторскими». Все они жили в одинаковых двухквартирных домах, расположенных на небольшой улочке за детским садом.

На нашей улице мы добывали игрушки сами. Иногда воровали, если была такая возможность, а иногда находили, но чаще всего мы организовывали поход на свалку.

О, свалка! О ней следует рассказать отдельно. Километрах в двух от посёлка дыбилось перепаханными чёрными кучами поле чудес, окружённое зелёными заливными лугами.

Чтобы попасть туда с нашей улицы, сначала надо было пройти через огороженное полуразрушенным забором поле, почему-то считавшееся вторым школьным стадионом, а далее путь пролегал через кладбище.

Иногда мы заходили на это кладбище и с преувеличенно серьёзными лицами подходили к могилам родственников или знакомых. Постояв недолго, мы с чувством исполненного долга отправлялись дальше — к своим золотым россыпям.

На свалке мы разбредались в разные стороны, стараясь в первую очередь найти свежие кучи, которые ещё не успел разгрести трактор.

Подбирали останки машинок (особенно ценились пластмассовые колёсики — они терялись первыми), необычной формы пузырьки и вообще любую пластмассу. Из неё можно было делать «дымовухи» или просто, надев на палку какую-нибудь пластиковую штуковину, зажечь в костре и заворожённо смотреть, как, визжа, летят на землю горящие капли.

Там я и нашел её. Она лежала прямо на куче, словно приехала не в кузове с мусором, а кто-то специально положил её сверху на подгнившие, слежавшиеся тряпки. Кукла была на удивление целой. Я совру, если скажу, что у меня ёкнуло сердце или я вообще что-нибудь почувствовал.

Сестры, которой можно было отнести находку, у меня не было, а подарить куклу какой-нибудь девчонке из нашей компании было опасно. Можно было нарваться на град насмешек и навсегда прослыть девчачьим ухажером.

Поэтому я сразу подумал о том, что это — куча пластмассы, а если оторвать руки и ноги, то они словно специально сделаны для того, чтобы насаживать их на палку. Пацаны, увидев мою находку, поддержали меня: «Классно будет гореть».

В нашей ограде — между сараем, в котором стоял мотоцикл, и поленницей, сложенной вдоль забора — находился небольшой закуток. Мы с младшим братом накрыли его куском шифера, и у нас получился отличный складик, где мы держали свои сокровища (главной ценностью был велосипед «Пионер» — один на двоих). По возвращении домой там я и бросил добытые на свалке вещи.

Летом мы с братом жили в небольшой избушке — так называемой «летней» кухне. Утром, когда организм погнал меня в туалет, я увидел на крылечке куклу со свалки. Отпихнув её с дороги, я вяло подумал про собаку, которая могла притащить пупса.

Почти каждый вечер разномастная компания с нашей улицы, состоящая из парней и девчонок всех возрастов, наигравшись в футбол или лапту, шла в лес, благо тайга подходила прямо к домам, и там ребята жгли костёр.

Это так и называлось — «костёр». Запросто можно было услышать фразу: «Пойдём сегодня на костёр» или «Встретимся на костре». Как классно будет зажечь там кусок пластмассы и ходить с горящим факелом в руке, оставляя за собой горящий след из капель пластика и пугая визжащих девчонок!

Вечером я переворошил весь свой склад, обыскал всю ограду и дал подзатыльник брату, требуя отдать куклу. Всё тщетно.

На другой день, следуя утреннему распорядку, я выскочил в туалет и увидел стоявшую под окном пластмассовую фигурку. «Убью гада!» — разозлился я на брата. Не за то, что он спрятал куклу, а за то, что выставил её под окном — в насмешку надо мной.

Схватив злополучную игрушку, я забросил её на поленницу. Потом забыл о ней. Не помню, сколько прошло времени: может, месяц, может, чуть больше. Дело было уже к школе.

Однажды, проснувшись, я увидел её на своей кровати, в углу. Шевельнув ногой, я скинул её на пол и подумал про брата: «Где он её опять нашёл?». После этого снова заснул, а когда проснулся окончательно, кукла снова лежала на моей кровати:

— Ты достал! — закричал я и бросил куклу в спящего на соседней кровати брата.

Ничего не соображая, тот проснулся и сразу кинулся ко мне драться. Хоть я и был старше и всегда побеждал, его это никогда не останавливало.

После того как я разбил ему нос, из его всхлипываний стало понятно, что он не имеет никакого отношения к появлению куклы. Недоумевая, кому понадобилось так шутить, — ни на мать, а уж тем более на строгого отца, которого я боялся, я даже подумать не мог, — я поднял куклу и стал её разглядывать.

Ничего особенного: выцветшие нарисованные серые волосы, когда-то бывшие коричневыми; такие же выцветшие серые глаза — теперь уже не поймёшь, какими они были; ноги и руки со слепленными литыми пальцами. Единственное, что удивило — от неё не пахло. Обычно все вещи, добытые на свалке, несмотря на всяческие стирки в ворованном у матери порошке, сохраняли специфический запах очень долго, а эта пахла только старой пластмассой. Так ничего и не поняв, я забросил игрушку под кровать и снова забыл о ней.

Наступили холода и, чтобы не жечь дрова в двух печках, мы с братом перекочевали в избу. Но оказалось, что и кукла не осталась зимовать в избушке. Однажды пьяный отец здорово разозлился, споткнувшись об неё. Он схватил куклу и, матерясь, кинул в разгоравшуюся печь.

Я бросился к печи и, схватив кочергу, достал начавшую чернеть фигурку. Потом вынес её на улицу и долго оттирал снегом.

Ночью мне приснилось, как я не успеваю вытащить её из огня, а она тянет ко мне ручки, которые сворачиваются и тают от жара. Проснувшись, я обнаружил куклу у себя на подушке. «Совсем с ума схожу» — подумал я, засыпая.

Так она и прижилась в доме. Мне кажется, я тогда уже начал догадываться, что с куклой что-то неладно. Но не растущему мальчишке сидеть и анализировать, что происходит в доме, и почему мы никак не можем избавиться от обычной игрушки. Какой-то барьер, взращённый годами нигилистического отношения к сверхъестественному, не давал мне, настоящему пионеру, а позже — комсомольцу, поверить в мистическую природу происходящего.

Младший брат стал бояться её. Когда он видел куклу, сидевшую где-нибудь под столом, то сразу начинал орать:

— Серега, убери свою страшилу отсюда!

Мать с отцом тоже не жаловали странную игрушку. Отец, заметив куклу, нередко пинал её, ворча, что девчонок нет, а кукол полон дом. Но стоило только