Борис Алексин Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 5. Том 2

Часть вторая

Глава первая

Лето 1943 года выдалось хорошим. Погода стояла устойчивая, и на Северном Кавказе, где всё всегда растёт быстро, на огородах стали собирать обильный урожай овощей.

Почти сразу после ухода немцев вернувшиеся из партизанского отряда председатель сельсовета и председатель колхоза попытались посеять кукурузу, используя на семена уцелевшее зерно, хранившееся в сапетках (так назывались особые плетёные закрома на Крахмальном заводе).

При отступлении Красной армии сапёры, взрывавшие основной корпус завода, складов кукурузы почему-то не тронули. Впоследствии говорили, что уничтожению воспрепятствовал главный инженер Которов, по-видимому, намеревавшийся преподнести это зерно в подарок фашистам и тем завоевать их доверие. Мы знаем, что Которов, выбежав во двор навстречу входящим эсэсовцам, не успел сказать и слова. В доносах шпиона Сахарова главный инженер описывался как активный коммунист, поэтому он был застрелен без какого-либо допроса или следствия.

Фашистские войска не сумели никуда вывезти эти запасы кукурузы, не успели и испортить их перед своим стремительным отступлением, фактически бегством. Некоторая часть пошла на семена, остальное решили сберечь как сырьё для восстановления завода. Получив помощь из Орджоникидзе (Северная Осетия), колхоз смог посеять небольшое количество ячменя и пшеницы. Одним словом, через полгода после изгнания вражеских полчищ станица уже жила полнокровной жизнью. Оживал и Крахмальный завод: открылись два цеха — вареньеварочный и спиртовый. Использовали плоды и ягоды, собранные в садах и на посадках бывшего подсобного хозяйства завода, частично уцелевшие и давшие хороший урожай, часть ягод закупали и у населения. Из остатков крахмала делали патоку и гнали спирт.

Как-то так получилось, что Катя Алёшкина, или, как теперь её все уважительно называли, Екатерина Петровна, одновременно с выполнением обязанностей секретаря директора и начальника отдела кадров стала ответственной ещё за одно дело. На общем собрании рабочие завода потребовали, чтобы получение хлебных продуктов, а затем и их распределение по карточкам (с лета 1943 года появились хлебные карточки), также, как и раздача самих карточек, было возложено на Алёшкину. Некоторые рабочие во всеуслышание заявили, что честнее и добросовестнее Катерины в их коллективе нет. Вот и пришлось ей заняться, как и перед оккупацией, этой нелёгкой и хлопотливой работой.

Мы уже описывали, как трудно было с продовольствием до прихода немцев. Теперь, после страшной разрухи, произведённой оккупантами в районе, обеспечение продуктами ещё более осложнилось. Бедной женщине приходилось по нескольку раз в месяц пешком наведываться в Майское (18 километров) за получением карточек, нарядов на продовольствие, а затем и самими продуктами. Причём часто бывало так, что наряды на зерно выдавались в Майском, само зерно — в каком-нибудь колхозе, километров за десять в стороне, а молоть его нужно было на мельнице за станицей, и, наконец, возвращаться с мукой в Александровку, где уже вокруг будочки, сколоченной около проходной, толпились работницы и жёны рабочих. Мука выдавалась раз в месяц, но часто на оформление всех документов и раздачу у Алёшкиной уходило несколько дней подряд. Ведь надо помнить, что все путешествия Екатерина Петровна проделывала пешком, и только для перевозки зерна на мельницу и муки в Александровку ей удавалось выпросить подводу. Конечно, ни о каких грузчиках не могло быть и речи, и приходилось этой худенькой женщине таскать на своей спине огромные мешки. Вряд ли какая другая женщина сумела бы справиться с этой, скажем прямо, непосильной работой. И только то, что Катя с раннего детства в своём домашнем хозяйстве часто заменяла парня, беря на себя мужскую работу, помогало ей выполнять свои общественные обязанности.

Но очень скоро общественные дела превратились уже в служебные. Новый директор завода, сперва с недоверием встретивший требование рабочих о назначении Алёшкиной снабженцем, скоро увидел, что молодая женщина действительно очень добросовестно выполняет своё дело. Даже при крайне скудном обеспечении рабочих продовольствием недовольства с их стороны не было.

Катя Алёшкина и вправду привыкла любому труду отдаваться целиком, не щадить своих сил. Естественно, что при такой огромной загрузке на работе заботиться о детях в той мере, как ей бы хотелось, она не могла. Удавалось только выкраивать время в краткие часы отдыха, главным образом ночью, для ремонта их старенькой одежонки или приготовления незатейливой пищи. Основные заботы достались на долю старшей дочери Элы. Та безропотно выполняла роль хозяйки дома — стряпала, стирала, обмывала и кормила младших. Особенно трудно приходилось семье с весны 1944 года. Зоя, эвакуированная ленинградская девушка, которую Алёшкины приютили и которая в своё время оказывала посильную помощь в ведении домашнего хозяйства, после снятия блокады уехала домой, и теперь приходилось рассчитывать только на свои силы. А ведь нужно было ещё и о школе думать: Эла училась в седьмом классе, Нина — в первом. Шестилетняя Майя, пока старшие сёстры находились в школе, была полностью предоставлена самой себе, а точнее, улице. Она быстро подружилась с ребятами и девочками своего возраста и, не имея никакого присмотра, заботилась о себе сама. Это способствовало не только её ранней самостоятельности, смелости, но и хорошему физическому развитию. Майе ничего не стоило справиться и с девчонкой, и с мальчишкой, даже старшими по возрасту.

Весной 1944 года с Екатериной Алёшкиной произошло несчастье. После одного из своих дальних путешествий она простудилась и заболела воспалением лёгких. Произошло это так: после погрузки на мельнице полутора десятков мешков зерна, она, устав, прилегла на землю и, конечно, простыла. Почти неделю, несмотря на болезнь, Катерина продолжала работать, и только когда её в состоянии глубокого обморока подняли около ларька, отвезли домой, а врач поставила диагноз — пневмония, Катя согласилась на постельный режим. Нужно сказать, что в это время большую материальную поддержку и помощь по уходу за ней и детьми совершенно безвозмездно оказала её подруга Дуся Прянина, а также соседи Котовы, рабочие завода.

Так или иначе, вылежала Катя менее десяти дней и, вопреки возражениям врача, вновь приступила к выполнению своих нелёгких обязанностей. А обязанности всё расширялись: кроме муки, в её ларьке стала появляться соль, кое-какие другие продукты и даже