манускриптов. - Я ухожу.
На полтропинки по пути к большой дороге Мак Кенна что-то вспомнил и вернулся.
- Да, вот ещё что, - сказал он, проникновенно глядя Эогану в глаза. - Если тебя будут бить в челюсть слева, делай так, - он показал приём и после этого ушёл окончательно и больше не оборачивался.
С той самой поры Эоган больше не встречал Мак Кенну, и только свежий ветер из-за моря иной раз напоминал ему о нём.
* * *
Классическая академия в Фахе не смогла ни приглушить талант Эогана, ни заткнуть ему рот, разевать который он научился у Мак Кенны.
Фаха, деревня из двух десятков разбросанных ферм, ещё принадлежала клану Мак Карти, когда все земли вокруг давно уже заселили какие-то выскочки. Принадлежа Мак Карти, Фаха не облагалась налогом и оттого могла бросить кое-какие деньги на содержание академии. Преподавали там всё те же бродячие учёные, которые охотно стекались на огонёк и, засучив рукава, закладывали в юные умы премудрость добротными средневековыми методами. Эоган, правда, иной раз спасал свою шкуру тем, что, опоздав безбожно на урок, застывал в дверях и, кинув отчаянный взгляд по сторонам, выдавал поэму о том, в какую небывалую рань он вышел сегодня из дому, изнывая от жажды знаний, и какими терниями был усеян его путь, по сравнению с которым плаванье аргонавтов - просто приключение детского кораблика в луже. И зная, что Эоган ещё со школьной скамьи прослыл недюжинным сочинителем, мы можем только догадываться, насколько часто ему приходилось это проделывать.
По обе стороны реки жители увлекались поэзией, причём восточный и западный берега реки соревновались между собой в стихосложении, а уж послать соседу записку ямбическим триметром считалось просто хорошим тоном. Эоган принадлежал восточному берегу, так как речушка О'Кря протекала к западу от Минтогс - места его рождения, и отстаивал честь восточного берега в стихах, танцах и хоккее на траве с жаром, свойственным его натуре. В роду О'Рахилли, О'Салливанов и О'Сканнелов каждый второй писал стихи, и каждый третий - очень недурные. Лучшие вещи, если им удалось благополучно проскочить придирчивое и ехидное обсуждение, торжественно записывались в огромную амбарную книгу. В книгу мало что попадало, книга заполнялась медленно и лежала на почётном месте. Зимой все собирались и смотрели, что добавилось в книгу за лето.
В те времена классическое образование открывало перед ирландским школяром широчайшие перспективы: получив его, человек откладывал в сторонку Гомера с Овидием, не теряя времени хорошенько затачивал свою лопату и отправлялся рыть торф за шесть пенсов в день на старые деньги, и широкие перспективы открывались перед ним всякий раз, когда он взбирался в пути на гребень очередного холма.
Учёные мужи говорят, что родись Эоган в другое время, не омрачённое английским законодательством, уж он дал бы всем пороху, он написал бы и то, и это, и до икоты удивил бы весь мыслящий мир. Кто спорит: будь Эоган наследным принцем, или родись он подальше от Ирландии, или будь у него чернил в чернильнице побольше, или будь у него голова покрепче, он бы намного больше всего написал. Но сырой и промозглый воздух Ирландии тоже может пойти на пользу: нигде так не били морду за плохие стихи, как в классической академии в Фахе!
* * *
В раннем возрасте к Рыжему Эогану пришло понимание того, какую силу имеет поэтическое слово, и в расцвете юности он уже пользовался этим напропалую.
- Бриди, я помру, если ты не ответишь мне взаимностью, - сказал как-то Эоган, окуная палец в сметану. - Я выброшусь в окно.
- Легко тебе выброситься в окно, Эоган, - отвечала Бриди, обтирая полотенцем кувшин. - Оно в двух ярдах от земли.
- Я брошусь в море со стены старого форта, - поправлялся Эоган, облизывая палец. - Будь добра, налей мне сидра.
- Вот когда бросишься, тогда и поговорим, - флегматично отвечала Бриди, размышляя, как бы турнуть с лавки этого оборванца без гроша в кармане.
- Бриди, ты пожалеешь.
- Ничуть, с чего это вдруг?
- Раньше, чем идти к форту, я напишу такие стихи, что ты вовек не докажешь, что они не про тебя.
Бриди некоторое время разглядывала Эогана в упор, потом вздохнула, закинула полотенце на плечо, и, разразившись громкой бранью, поманила нашего героя за собой в кладовку.
"Ей-богу, пошутил, - тем же вечером говорил себе, оправдываясь, Эоган. - Но раз уж Мегги, хочу сказать, Пегги, то есть Бриди, настолько увлеклась моей скромной особой - никогда бы не подумал! - то неловко было сопротивляться, да и недостойно это мужчины - сопротивляться, когда тебя тащат в кладовку. Кладовка - это не то место, где нужно показывать характер".
Последнюю мысль Эоган не додумал, так как опрокинулся назад на свою постель, как был, без сил даже взбить подушку, и ему приснился кошмарный сон.