которые у него были, он перевернулся и с большими усилиями подполз к стене. Облокотившись на нее, он попытался привести мысли в порядок. Попытка оказалась тщетной, неутихающие крики младенцев и постоянное шебуршение упыря делу не помогали. Все тело ныло, голова была словно из меди, в животе бушевал клубок змей, вся кожа зудела, было жарко, как в аду.

Быстрый осмотр себя тоже не внушал оптимизма. Почти вся кожа покраснела и покрылась волдырями, вены расширились так, что стали влажной мечтой наркомана.

Руки двигались, на правой работали все пальцы, на левой не слушался мизинец и указательный. Ноги стали мертвым грузом. — Если выживу, стану колясочником, прекрасно! — После этих слов его перетряхнуло. — Вот именно, если! Ну, остаётся только ждать, да, ребят? — Ответом служили детский плач и шипение.

…….

Прошло три дня, или, скорее, три очень долгих круга ада. В комнате было нечем дышать. Стоял нестерпимый смрад, бывший смесью гнилой плоти, нечистот и пота. Самое неприятное, что к нему никак не удавалось привыкнуть. Андрей и подумать никогда не мог, что был бы готов убить беззащитного младенца, чтобы снова вдохнуть полной грудью свежий воздух.

За время, проведенное в этой темнице, ему ни разу не удалось сомкнуть глаз. Детские крики и плач не заканчивались, мелкие ублюдки то затыкались, то начинали по новой. В эти короткие перерывы он пытался безуспешно заснуть, но непрерывные крики боли, выстрелы и мольбы о помощи, доносившиеся с улицы, не помогали.

Твари за дверью скреблись в нее первое время, но потом их внимание переключилось на что-то поважнее. Жаль, сейчас он был и не против, чтобы они наконец ворвались и закончили всё это. В любом случае, этот бессмысленный кошмар должен скоро прекратиться. Сколько человек может продержаться без воды? Дней пять, шесть?

Андрей усмехнулся, как всегда, чертов закон подлости. Когда он так хотел умереть, а смерть всё не идёт к нему. Какой смысл жить дальше? Все его близкие мертвы, разорваны на части и обращены в противоестественную мерзость.

Вся эта ситуация заставила его осознать, чем на самом деле была сама жизнь. Пустышкой, ямой печали и скорби по чему-то прекрасному, что не имеет права существовать. Все мы просто убиваем время, пока один унылый и бессмысленный день сменяется другим. Таков путь всего живого в бесконечной гонке, где финишем служит забвение.

От этой мысли ему должно было стать дурно, но не было ничего. Странно, боль — вечный спутник всего живого, и то его покинуло. Может, это было к лучшему? Он не чувствовал ничего ниже пояса. Большая часть кожи покраснела и покрылась болезненными волдырями. Руки постоянно тряслись. На кончиках мизинца и указательного пальца левой руки началась гангрена.

Постоянное наблюдение за разлагающейся Аделей тоже делу не помогало. Практически всё тело превратилось в почти жидкую массу гнили, растекавшуюся по полу. Единственный более или менее твердый кусок оказался живот с ребенком внутри. Андрей надеялся, что и его тело растворилось. Обнажившиеся кости не были белыми, а угольно-черными, и из них продолжали временами вылезать щупальца. Андрей чувствовал, что твари нравится наблюдать за его мучениями. Ему казалось, что оно улыбается и облизывается в предвкушении его скорой кончины. С растерзанными младенцами данного процесса не произошло, наверное, из-за того, что большая часть их плоти была съедена.

Как же хотелось пить, он даже не знал, на что готов ради воды. Решить жизнь человека? Ребенка? Отсосать футбольной команде, больной всеми возможными венерическими заболеваниями? Да он был согласен на всё.

Дети снова завыли. — Заткнитесь! Господи, заткнитесь! — прокричал он во весь голос. — Заткнитесь, мать вашу! Я не виноват во всем этом! Я, черт возьми, не виноват во всем этом! Не виноват. Как будто я хотел этого кошмара?

Андрей пытался отвлечься, уйти в себя. Фантазия — это то, что всегда спасало его. Он пытался думать о голых топ-моделях, желавших его и только его. Ничего не выходило. Воображение почему-то только и выдавало картины пустых городов, заполненных телами, как у Аделя.

Рядом с ухом что-то зажужжало. Неосознанным быстрым движением он прихлопнул источник шума. Посмотрев на руку, Андрей увидел раздавленного комара. — Как будто мне мертвецов не хватает? — Ножки комара задёргались, из его крохотного тельца показались малюсенькие лианы. — Вы, блять издеваетесь? — Кожу начало слегка жечь. Андрей быстрым движением размазал остатки комара по стене.

Неожиданно в плаче младенцев стало что-то не хватать. Один из голосов пропал. Андрей быстро догадался, что стало причиной. Один из младенцев умер. Он, в принципе, был удивлен, что они так долго продержались. Без еды и воды, в своем собственном дерьме, все время вопящие. Это был малыш, находящийся справа от всех.

Из его маленького тельца, как из семечка, проросли щупальца, они размахивали из стороны в сторону, пробуя воздух на вкус. Маленькие хрупкие ножки и ручки забились в конвульсиях. Почти сразу же щупальца сформировали голову, напоминающую какого-то насекомого, с огромными мандибулами на длинной шее, с торчащим из-за рта глазом. Тварь осмотрела комнату. Минуту она удерживала взгляд на Андрее, после чего перевела его на младенцев, те продолжали кричать.

Тело младенца неуклюже попробовало встать и сразу же упало обратно в кровать. Следующая попытка существа была уверенее. Детские ножки комично дрожали, удерживая на себе вес этой мерзости. Аккуратными шажками тварь подобралась к краю кроватки и стала перебираться на соседнюю кровать.

— Нет! Нет, блять, стой! — Андрей с трудом начал ползти.

Существо посмотрело на него алыми от крови глазами и улыбнулось. От этого взгляда и оскала внутри все похолодело и сжалось. С трудом перебравшись, оно приступило к своему черному делу. Крики младенца переросли в дикий нечеловеческий вопль. Андрей зажал уши, не желая это слушать. Беззубый рот вцепился в молодую плоть, как в материнскую грудь, и принялось молоко иного толка.

— Нет, Господи, нет! — Андрей начал рыдать. — Стой, прошу! — Жучиная голова довольно смотрела на Андрея, наслаждаясь его страданиями и издавая странные щебетания, похожие на веселые песни маленьких птичек.

В отчаянии Андрей схватил погнутый металлический поднос, которым раскрошил череп Адели, и бросил его. Поднос попал точно в маленькую головку, пробив её. Звук ударяющегося металла о кафель был подобен грому среди ясного неба и хоть на мгновение разбавил монотонные крики младенцев.

Поднявшись на ноги, тварь посмотрела на обидчика обеими своими головами с такой непередаваемой злобой, что любое живое существо несколько