амнистируя божью коровку.

не мечтая всерьёз умереть

я приму и такую свободу.

урезайте на четверть и треть

не забудьте подчистить с исподу»

нам-то что? напряглись как канат

коридоры районной больницы

и сегодня не перелетят

через ночь даже белые птицы

ВЛАДИМИР БУЕВ

В дурке

Ни богу свечка и ни чёрту кочерга:

не бедный плотник и не кочегар,

но запросто разденет донага —

он профессиональный санитар.

Как руки заломить, как спеленать —

обучен добрый мóлодец пахать:

он в курсе, чью коровку обласкать,

а чью коробку черепа сломать.

Раздвинута коробка (божья) — то,

что стало расширением свобод.

в палате иль в бараках — всё равно.

Когда сдыхает ночь, грядёт восход.

В халате белом санитару спать,

глаз… не смыкая с ночи до утра.

Чтоб выжить, так придётся пострадать

и санитару, пациентов матеря…

* * *

МИХАИЛ ГУНДАРИН

наночастицы компьютерной сажи,

въевшиеся в лицо —

вот что о нас обо всех расскажет,

если в конце концов

в новом столетье решим присниться,

выпрыгнуть из ларца,

продемонстрировав кровь на лицах

демонам без лица

ВЛАДИМИР БУЕВ

В офисах жалкий планктон расплодился.

Слоем мертвецким покрыл

всё поколенье, кто нынче родился —

всех он, подлец, задавил.

Все поныряли в свой комп персональный.

Через столетия вдруг

Выскочит если чудак маргинальный,

станет понятным недуг.

* * *

МИХАИЛ ГУНДАРИН

Сколько зелени! Роща к роще.

Вот забава для чудака,

что сегодня весь день полощет

в изумрудном рюмку зрачка.

Получилось напиться пьяным?

Веселись, дурака валяй

на краю цветущей поляны,

солнце летнее замедляй.

ВЛАДИМИР БУЕВ

Сколько в рюмке зрачков скопилось —

уничтожить следы пора!

Эта зелень мне ночью снилась.

Наяву ж реальность остра!

Боже! Рюмок вокруг десятки!

Сколько в них опасных улик —

Очи женщин и девок сладких

…Все они зазевались на миг.

* * *

МИХАИЛ ГУНДАРИН

когда движняк минут

расчистит все углы

пускай тебе споют

подземные битлы

не выучив Michelle

не поступить в МИ-6

а если есть мишень

то и пощада есть

(в черешневом саду

ритмическом аду

по каменному льду

я линию веду)

ВЛАДИМИР БУЕВ

Из мозга рвётся звук.

О память! Я смешон!

Воспоминаний стук —

Как дивный давний сон.

— Michelle? Ну, что за бред? —

вдруг спросит молодняк.

Не получив ответ,

Оценит: «Вот дурак!»

Я стар, но не шпион.

И вовсе не агент.

Уликой уличён,

Но адом я прощён.

В черешневом саду

я в лёд, в огонь — прыг-скок!

И камнем приложу

предателя в висок…

* * *

МИХАИЛ ГУНДАРИН

Лету — летнее, осени — всё подряд.

Что споёт августовский простой песок

мы узнаем, когда повернём назад.

А покуда, от солнца наискосок,

здравствуй, книга такого большого дня,

где зелёный да жёлтый поверх всего!

Где отважный купальщик смешит меня,

а тебя вдохновляет задор его.

Вместо имени — пляжная дребедень.

Вот комар опускается, как орёл,

но находит не печень, а только тень,

от огня, что и так далеко увёл,

но не в сторону сердца, а взад-вперёд,

за гантелями для тренировки рук,

за рублём на покупку шипучих вод,

открывая которые слышишь звук.

ВЛАДИМИР БУЕВ

Я вырву сердце из своей груди.

Не надо опасаться — то театр.

Актёры люди. Это подтвердить

Петроний и Шекспир ко мне спешат.

Назад я больше, правда, не пойду.

Мне надоели зелень с желтизной.

Я ринусь напрямую в белизну,

а все — за мной. К форели заливной.

Я освещу собой дорогу, поведу

Себя к первоянварскому столу.

Где пробки из шампанского во льду —

Орлами ввысь. Где можно съесть еду.

Туда, где комаров противных нет.

Где пляжам с полуголыми — пока!

Круги возвратны. Зимних тень побед

к первоапрельской шутке уж близка.

* * *

МИХАИЛ ГУНДАРИН

Только ты и свобода твоей беды.

Сколько вынуто ключиков из глазниц!

Мы опять на пороге Большой Воды.

Море носит бутылки и мёртвых птиц.

Море ищет пожатья твоей руки,

пропуская сквозь пальцы мои слова.

Нарисуем линии, уголки —

вот и вышла повинная голова.

Вот и вышла свобода лететь навзрыд,

обращая всё встречное ни во что.

Время рухнуло в море, но мир стоит,

и на вешалке виснет ничьё пальто.

Это молодость, впрочем, а не звезда,

это тема, но будет ещё темней.

Где выходит на берег твоя беда,

там и будет кому позабыть о ней.

ВЛАДИМИР БУЕВ

И летит мимо всё, что ни есть на земле.

Пусть не Гоголь, но вижу кругом беду.

Не подумай, что дядька навеселе.

Просто в первый я раз перед морем стою.

То гагара застонет, то чванный гордец.

Буревестник — ботинком в него я швырну,

чтоб не гадил он сверху (каков наглец!),

ведь Воде я Большой сейчас руку пожму.

Что за ересь: свобода летит к тебе,

и морская рука у тебя в руках!

Рисование ноликов на песке —

то, что замков строительство в небесах.

Мы устанем друг друга любовью шпынять,

обвинив себя сами, зайдя далеко.

Всё забудь. Мне пора. Завтра рано вставать.

…Заберу я с собою чужое пальто.

* * *

МИХАИЛ ГУНДАРИН

Незначительное, розовое,

Как желе на мелком блюдце.

До конца тебя использовал,

Лишь потом сумел проснуться.

Не моею смертью слепленный

Обескровленный куличик,

С этим миром крепко сцепленный,

Взятый в тысячу кавычек.

Значит, зря весь вечер думал я,

Что тоска моя напрасна,

Что тяжёлое, угрюмое

Пламя всё-таки погасло.

ВЛАДИМИР БУЕВ

Я постфактум вечер неосмысленный

Осмысляю пальцами на блюдце.

То мои фантазии бесчисленны,

То воображенье крайне куце.

Духи, объявитесь! Блюдце мелкое

То ли в мистику меня вогнало,

То ли сплю пред грязными тарелками,

В коих раньше пища бытовала.

Как же всё прекрасно прежним вечером

С куличом и свечкой начиналось.

Не сумел сыграть я роль диспетчера.

Даже смерть, уйдя, не попрощалась.

* * *

МИХАИЛ ГУНДАРИН

Восьмая баллада

Любовь не рискует сажать самолёт

Туманному сердцу под кожу.

В печальную трубку вмерзает «аллё!» —

Ты понят и прожит.

Сворачивай трубкой свои чертежи,

Кривые, как листья герани.

Хронометрам сдохшим пример покажи,

Давай, до свиданья!

Но вот чем утешься, ботаник-простак:

В сумятице бывшего сада

Терновый