Екатерина Шерга
Подземный корабль

1

“Кто-то перенес статую через Йенский мост”. Важность этой фразы он понял мгновенно. Протянул руку, нашел на столе карандаш и листок бумаги. Записал ее крупными кривыми буквами.

Все устали от этой зимы, которая еще не началась. Отец его, поживший советский человек, вчера жаловался: “Хоть бы снег дали”. Восемь утра. Темный рассвет за балконной дверью. На столе лежит листок с фразой, только что ему приснившейся.

“Кто-то перенес статую через Йенский мост”.

Он нацарапал ее на обороте чека, который вчера вместе с едой доставили из китайского ресторана. На другой стороне — перечень того, что лежит сейчас у него в холодильнике. Салат “Усы дракона”, морские гребешки под мантией из восьми водорослей, крабовый хохот… Четверть мига он испытывал почти счастье, как человек, перед которым наконец-то открылась дверь в ирреальный мир. Тут же она и захлопнулась. “Крабовый кокот” — вот что здесь напечатано бледно-лиловыми буквами нелепого шрифта.

Спустя полчаса на своей кухне он ел крабов и гребешки в зеленом густом клее… Йенский мост — это, кажется, в Париже. На полу валяются газеты. Пора, пора отсюда валить. Во дворе под неинтересным небом уже стояла его машина. Какие бы испытания ни посылала нам судьба, встретим их с честью.

Вслед за кофе был звонок от отца. Безнадежно и кротко он предупредил, что на улице холодный ветер. Значит, шарф надо не набрасывать без пользы на пальто, а оборачивать вокруг горла.

— Для чего? Ты ведь знаешь, мадагаскарский климат — он тропический.

— Там дикари, — печально сказал отец.

— Нет, — ответил он. — Там голые туземки, лемуры и пальмы.

Его одежду, книги, компьютер — все уже увезли. Он вышел из квартиры, спустился вниз и навсегда отдал консьержке свой ключ. Шофер Михаил Тихонович — отличный в прошлом хоккеист, игравший даже в НХЛ, — отворил дверь машины.

Выкатились со двора. Небо над головой белое, словно город положили в бумажный конверт. Воскресное утро, улицы пусты. Путь лежит к окраине: дома становятся строже, вывески глупее. Потом выскакивает серый недоросший небоскреб, исчезает — а дальше уже надолго пошла промзона. Заводские корпуса, давно переосмысленные под склады. Стены, двери, крыши украшены рекламными соблазнами: “Проволока колючая “Егоза”… “Кран “Пионер”… “Шайбы упорные многолапчатые”… В положенное время над железными крышами цехов, над заборами, над трубами вырос его “Мадагаскар” и живо перекрыл небо. Какой он все-таки огромный. Понастроили, блин! Давно уже он наблюдал повисшую по всей Москве рекламу синих башен на фоне мучительного фиолетово-золотого неба и не подозревал, конечно, что все это будет иметь какое-то отношение к его жизни. Район — конкретная задница. Потрясающее воображение было у того, кто, явившись сюда впервые, сказал: “Мадагаскар” здесь будет заложен!” Проехали мимо хрущобы, убогой и суровой, как гроб старухи. Полосатая палка шлагбаума взметнулась в небо. Он вышел из машины. Сейчас дверь его нового дома откроется перед ним в первый раз. Но сперва поднимемся по волнообразным сизокаменным ступеням лестницы.

В холле шелестит фонтан, на его бортике стопка глянцевых журналов — неизбежный подарок жильцам дорогого дома. К стене прилажены план “Мадагаскара” и список внутренних телефонов. Навстречу поднимается человек лет сорока, в отлично сшитом сером костюме.

— Доброе утро. Меня зовут Ибрагим Евстигнеевич. Я являюсь консьержем жилого комплекса “Мадагаскар”, а также исполняю обязанности коменданта. Счастлив встретить вас, вручить вам ключи и проводить до квартиры. Ваши апартаменты находятся в “Башне Солнца”. Другой наш корпус называется “Башня Моря”.

Длинное лицо, лысина, короткие усы. Отличные манеры: соединение респектабельности и почтительности. Как будто он богатый английский дедушка и одновременно — этого дедушки слуга. А речь правильная, хорошая, вполне русская. Редко сейчас услышишь такую речь.

Вдвоем они входят в треугольный лифт. Одна его грань примыкает к стене дома, две другие — стеклянные — вынесены в пространство. Стеклянная призма скользит в небо, оставляя внизу выцветший, бедный город. Стремительно уменьшается его машина, которую будут сейчас загонять в подземный гараж. На двадцать седьмом этаже лифт остановился. Никогда раньше Мстиславу Романовичу Морохову не приходилось жить на такой высоте. На одном уровне с ним лишь облака и птицы. Несколькими этажами выше уже должны водиться ангелы.

Они пошли по коридору мимо настенных мозаик: солнце, созвездия и Сатурн в балетной юбочке своих колец. Все нормально, только не стоило до такого блеска полировать все поверхности! Пол, дверцы лифта, потолок, стены бликуют и отчаянно желают отразиться друг в друге. Ничего не поделаешь, так сейчас везде строят. “Прими то, что не можешь исправить”, — сказал какой-то философ.

Консьерж открыл дверь, и оба они вошли в прихожую. Тут Мстислав Романович сообразил, что дальше сопровождающий ему не нужен. Отпустил, вручив чаевые. Прошелся по коридору и комнатам. Много света и пространства. Вот это хорошо.

Он купил эту квартиру в августе. Дал дизайнерам три месяца, подписывал их проекты не глядя, но жилище получилось нормальное — не аляповатое, но и не скучное. Подобно змеям ползут по стенам кривые книжные полки. В гостиной висит светильник в форме сосульки — ее спроектировал художник, уроженец Йемена, ныне перебравшийся в Австрию. Отличная, добротная сосулька.

Щелчок раздался позади него. Женский голос произнес: “Здравствуйте, Мстислав Романович! Мы приветствуем вас в жилом комплексе “Мадагаскар”.

На дверце шкафа появился светлый квадрат — отражение ожившего вдруг телевизора. Оно засияло, потом по поверхности шкафа понеслась нечеткая рябь. Морохов обернулся. По экрану стремительно летели полевые цветы, ветки деревьев, стая птиц ушла в небо.

“…Уже во времена наших предков этот район Подмосковья считался заповедным, — продолжил голос. — Благоприятный духовный микроклимат издавна обеспечивала церковь Святой Устинии под Вязами. В эпоху современности, когда район вошел в черту города, он привлекает и лесным массивом, и сверкающей гладью озера, и обученностью нашего персонала.

… Древние греки говорили: “Кто живет в высоком доме, у того высокие доходы”. “Мадагаскар” — в этом слове соединились передовые технологии и модные материалы. “Мадагаскар” — это взметнувшаяся в небо старинная русская усадьба. Мы хотели соединить нежную поэтичность русской природы, стремительные линии стиля хай-тек и комфортабельные пляжи экзотического