повыше, на первый взгляд некрепкого сложения. Бригадир повел товарищей по двору, приказал им дробить бетон. Инструменты нашли у хозяйки в сараях. Стук молота, кирки, лома понесся над двором, нарушил тишину над улицей, над домами соседей. Работа закипела. Бригадир же собрался уходить.

На выходе с подворья Анна Гавриловна его остановила:

− Скажите, как вас зовут? Мы с вами даже не познакомились.

Мужчина с хитроватым прищуром взглянул на женщину:

− Косенко Богдан Михайлович.

− А меня Степанова Анна Гавриловна. Вот и познакомились. А то и не знаю, как вас называть. Подождите немного. Я приготовила два экземпляра договора на выполнение работ, один экземпляр мне, другой вам. Нужно вписать ваши данные.

Хозяйка вынесла из дому два листочка, внесла в них недостающие сведения и протянула мужчине. Тот бегло прочитал договоры, черканул на них заковыристую подпись и сунул свой экземпляр в карман тех же, что и при первой встрече, полотняных штанов. Небрежность, с которой мужчина отнесся к «важному» документу, неприятно поразила заказчицу, но она, не думая больше об этом, вернулась к своим заботам.

Дробили работники бетон до самого вечера. Довольная хозяйка, хлопоча на кухне, с удовольствием прислушивалась к резким звукам, доносящимся со двора, надеясь, что раз дело сдвинулось с места, значит, и завершится вскоре. Но надежда ее была напрасной: на следующий день работники не явились. Как прежде их начальник, они пропали надолго.

Уже во всей красе полыхала середина лета. Хотелось покоя и отдыха. А двор Анны Гавриловны печально топырился грязно-серыми обломками бетона, плотно набросанными на узком пространстве между двумя фундаментами: самого дома и невысокой внутренней ограды — подпорки для земли, под наклоном спускающейся ко двору от соседнего жилья.

− Чтоб вам счастье привалило! − глянув на убогий двор, ругнулась огорченная хозяйка так, как когда-то говорила ее любимая тетя Мария, и направилась к автобусной остановке.

Утро было тихим, ясным и приятно прохладным. На гладком асфальте уличной дороги лежали тени от абрикосов, вишен и яблонь, а сквозь сонные кроны деревьев пробивались косые лучи яркого солнца. Казалось, будто солнце шагало вместе с женщиной, сквозь ветки весело заглядывая справа в ее карие глаза.

Наконец поворот на тротуар, переход через поперечную улицу к автобусной остановке. Еще шаг через канаву, не заделанную после ремонтных дорожных работ, и можно поздороваться с соседкой, сидящей на реечной скамейке под пластиковым навесом.

Правая нога женщины рванулась вперёд, но шаг оказался коротким. Плотная ткань юбки не позволила ноге дотянуться до опоры, и нога резко ушла в продолговатое углубление. Все тело Анны Гавриловны рванулось вперед − и женщина со всего маха ткнулась лбом и левым плечом в твердую рейку скамьи. Мгновение — и она уже сидела на земле, совершенно не сознавая, что же с ней произошло.

В этот момент из соседнего проулка выкатился легковой автомобиль. Мужчина за рулем обратил внимание на сидящую на земле женщину и суетящихся возле нее людей.

− Что с вами? Вам нужна помощь? — глядя на пострадавшую, встревоженно произнес водитель, затормозив у взволнованной группы.

− Да, наверно, − растерянно ответила Анна Гавриловна.

− Давайте я отвезу вас в больницу.

−Хорошо, − все еще не очень соображая, сказала женщина.

Мужчина, беря Анну Гавриловну под левую руку, хотел помочь ей встать, но женщина вскрикнула и опустилась на прежнее место.

− У нее, наверно, сломана рука, − послышался чей-то сочувственный голос.

Опираясь на здоровую руку, Анна Гавриловна поднялась и, поддерживаемая незнакомым человеком и соседкой, села в авто.

На скорой женщине сделали обезболивающий укол. К огромной шишке на лбу приставили грелку со льдом. Направили к хирургу, а затем в соседний город − к травматологу. Снимок обнаружил на левой руке закрытый перелом. Врачи мастерски упаковали плечо и руку в гипс, и Анна Гавриловна, в сопровождении внучки, вызванной по телефону ещё на скорую, вернулась домой. Впереди её ждал месяц раздражающей беспомощности, мучительных болей, вынужденных походов в лечебницу и несчастный, уставший ждать обновления ее двор.

Рука ночами совершенно не давала спать. Женщина ложилась на спину, на правый бок, на левый — ничего не помогало. «Господи, за что такое наказание?!» − с горечью и отчаянием думала она. На улице залает собака, на кухне заурчит холодильник, проедет мимо окна машина — никакие звуки внутри дома и снаружи не приносили абсолютно никакого облегчения. В какой-то момент измученное сознание ненадолго отключалось, а затем кошмар продолжался снова.

Интересно получается. Увидев человека на костылях, с ногой в гипсе, или с подвязанной рукой, мы мельком взглянем на него, вскользь посочувствуем и спокойно отправимся по своим делам, сразу же забыв о страдальце. И только когда несчастье произойдет с нами и мучительница ночь никак не хочет ускорить свой ход, чтобы светлый день принес хоть какое-нибудь успокоение измученному телу, тогда мы начинаем по-настоящему сопереживать травмированному человеку. Анна Гавриловна страдала до слез, до изнеможения и жалела всех знакомых и незнакомых ей людей с переломанными костями и ждала рассвета.

На восходе солнца женщина выходила на свою тихую, больше похожую на проулок улицу Мичурина. Поднималась по ней быстрым шагом вверх, до самого истока, до упора ее в каменистую улицу Богдана Хмельницкого. Затем, имитируя спортивную ходьбу, стараясь энергично двигать корпусом, по наклонной торопливо спускалась к ее устью. Дойдя до перекрестка с оживленной улицей Наконечного, возвращалась назад. И так несколько раз. Живое движение в безлюдной утренней тишине наполняло душу бодростью и терпением, ночные мучения куда-то отступали.

− Что, Гавриловна, утренний променад? — улыбнулся однажды сосед Егор, распахивая ворота гаража.

− Да, выгул на свежем воздухе моей руки, − погладив торчащий под халатом локоть, пошутила женщина.

− Как вас угораздило? — задержался у ворот Егор.

− Спасибо дорожникам нужно сказать. Все вовремя делают. Бордюром дорогу от остановки отгородили, а канаву не удосужились зарыть. Вот и влетела в нее. Ладно я, взрослый человек, а если бы это был ребенок?

− А вы на них в суд подайте.

− Да ну их. Позвоню только в коммунхоз, чтоб скорей засыпали дыру, а то еще кто-нибудь в нее свалится.

День приносил облегчение. Отвлекала от нытья костей и тяжелых мыслей дневная суета. Травма освободила хозяйку от домашних хлопот. Они теперь полностью легли на плечи старшей дочери Екатерины и внучек. А когда бригада