воздуха рассеиваются в космосе? Мы взяли пробы воздуха на разных высотах, и коомобиологи на Земле узнают, верны ли такие предположения.

Внизу проплывает Кратер Черепаховой Спины, хорошо видно плато близ Южного полюса в характерных полосах различных горных пород, срезанных движением ледника… Бесконечно долгая вахта в космосе среди пустоты и неподвижных созвездий сейчас проходила незаметно. Вот уже под нами показался Титониус Лакус — равнина, испещренная кратерами метеоритов, ее прорезает гигантский тектонический ров с берегами, сильно изрезанными оврагами. Впадина тянется более чем на 570 километров в широтном направлении. Как и разломы земной коры такого типа, она имеет от 50 до 80 километров в ширину, со дна ее поднимается островерхий хребет горного образования. Когда я посмотрел вниз, мне вспомнился Байкал: со спутника он очень напоминает этот ров.

Здесь, в 480 километрах к югу от экватора, на юго-восточной окраине возвышенности Трактус Альбус место нашей посадки.

Включились радиомаяки первого Марсианского космодрома. Автоматическая станция «Марс» установила их здесь еще два года назад. У нас есть еще одна запасная площадка для посадки, подготовленная Космоцентром, она в области Хеллас, по соседству с загадочной впадиной, над удивительными явлениями которой до сих пор ломают головы ученые и многого ждут от нас.

Впадина очень глубока, это удалось установить с помощью спутников, но дно ее светится! Пролетая над ней, мы не заметили на поверхности ее зеркала кратеров, в то время вся равнина вокруг покрыта ими, как оспинами. Может быть, на дне вода? Твердой углекислоты не должно быть, так как температура на этой широте гораздо выше, чем на полюсах. Здесь наблюдались также периодически появляющиеся белые пятна ярче полярных шапок… На все это мы должны будем пролить свет. На плато Хеллас вряд ли мы попадем, но фото- и кинокамеры работают беспрерывно, фиксируя каждый камень, каждую трещину.

Макс Зингер спит и видит воду на Марсе. И хотя скоро мы узнаем, есть ли там вода в толще пород и была ли прежде, все-таки ведем горячие споры. Сомневаемся. Все мы, кроме Макса, который успевает шепнуть мне перед посадкой:

— Даже при минимуме воды в воздухе она может просачиваться из почвы. Тогда периодически должны появляться растения эфемеры на его «альпийских лугах». И мы наконец убедимся в существовании там, внизу, жизни!

Пока мы не видим ничего обнадеживающего, только пустыни, кратеры, каменные гряды гор и что-то похожее на тени, какие-то впадины, углубления, похожие на ирригационные системы, открытые у нас на Земле в районах древних цивилизаций. Неужели каналы! Они идут в меридиональном направлении, как и на рисунках Скиапарелли…

С каждым часом видимость становится лучше. Над планетой по-прежнему висит пелена тончайшей пыли, создающей своеобразные миражи. Кажется, действительно, все впадины залиты водой, струятся реки, выветренные базальты выглядят рощами диковинных растений.

Христо включает тормозные дюзы, и корабль опускается еще ниже. Миражи исчезли. Ясней, чем на фотографиях и телефильмах, видны эрозионные процессы на поверхности планеты. У ветра совсем другой строительный почерк, только потоки воды могли создать такие овражные системы, так по-земному оформить склоны Большого Ущелья. Этот желоб в теле планеты, в сто километров ширины и более пяти тысяч километров длины, протянулся вдоль экватора.

— Гигантский резервуар, — не преминул заметить Макс, — сюда стекались воды по рекам и мелким каналам, здесь находился центр цивилизации!.. Если, конечно, здесь когда-либо жил человек, — заключил он с горечью.

На экране радара показалась голубая точка — приближался спутник. Он прошел в тысяче метров от нас, распластав свои «крылья» — плоскости солнечных батарей, в хитром переплетении антенн, изящный, легкий, стремительный.

Вашата послал запрос, и он мгновенно передал запас информации, накопленный за последние двенадцать оборотов.

Удивительные создания эти автостанции, в них напичкано столько приборов и они так точны и послушны, что иной раз кажется, что там, внизу, не машины, а свои ребята переживают за нас всей душою, желают мягкой посадки. Шестьдесят часов «Земля» кружилась вокруг Марса. Круглые сутки мы вели передачи на Землю, направив вниз мощные линзы телевизионных камер, или передавали информацию, полученную с автоматического спутника, несколько роликов ему посчастливилось снять в период прекращения песчаных бурь, и дома увидели первый марсианский географический фильм очень хорошего качества. Сколько тогда шума дома наделал «марсианский город». Действительно, глядя на эти нагромождения камней, создавалась полная иллюзия древнего города незнакомой архитектуры, с улицами, похожими на лабиринт, площадями, парками. Все изменилось, как только Вашата направил на «город» наши телекамеры. Оказалось, что это просто остатки горного хребта, каменный оазис посреди красной пустыни…

— Нет-нет, ребята, — сказал Зингер, — не делайте опасных заключений, там что-то может быть. Смотрите, храм! Развалины храма…

Все молчали, сочувствуя Максу.

— Действительно, почему бы не быть там храму, — сказал Антон, заслужив крепкое пожатие и нежнейший взгляд Макса.

Шли беспрерывные передачи с Земли, не прямо на экран, а через компьютер, он совмещал разрывы во времени; не совсем удобно ждать, пока слова, трансформированные в электромагнитные колебания, будут четверть часа лететь в Москву и еще столько же нам ждать ответа. Компьютер состыковывал фразы в разрывах и выдавал сразу весь разговор, иллюстрируя картинами столицы, показывая милые лица землян, родных, друзей.

— Черт возьми, — сказал мне Антон после очередной совмещенной передачи,

— только подумать, что сейчас положительно все там, дома, кажутся необыкновенно близкими, дорогими сердцу. Помнишь Кольку Сучкова из транспортного отдела; сколько он нам испортил крови, такого бюрократа еще не бывало на свете, а вот увидел его сегодня, и слеза прошибла. Ты все записываешь? — спросил Антон у Макса. — Фиксируешь наше поведение, выход из депрессии?

— Моя обязанность. Ты не представляешь, какой богатейший материал у меня уже скопился. Только наше поведение в замкнутом пространстве — тема для докторской. А что впереди! В частности, твое высказывание относительно изменения оценок отдельных личностей говорит о многом. Недалек тот день, когда миллионы людей станут совершать космические полеты, и представляю, как это отразится на общем уровне их нравственности!

— По-моему, все это иллюзия, — сказал Антон. — Сучков не изменится, пошли его хоть к