неожиданности глаза на лоб по­лезли. Как же так? У носа корабля температура морской воды одна, у кор­мы — другая? И разница не мала: де­сять градусов! Может быть, плохо опу­стил градусник или неверно его пока­зания понял? Неужели на таком лег­ком наблюдении осрамился Захар Загад­кин?

Доктор смотрит на меня, улыбается.

— Озадачен, дорогой? А дело, За­хар, простое. Ньюфаундлендская отмель не только рыбой славится. Если в том месте, где мы ход застопорили, одно­временно опустить термометры с носа и кормы, они обязательно разную тем­пературу морской воды покажут...

Объяснил мне доктор эту странность. Действительно, когда знаешь, всё уди­вительно простым оказывается. Теперь сам могу происшествие с градусниками объяснить, если кто-нибудь не догадал­ся, чем оно вызвано...

Пучок стрелок 

Скалистый мыс Доброй Надежды остался у нас справа но борту. Спустя часа полтора у подножия знаменитой Столовой горы, и впрямь плоской, словно стол, да к тому же ещё накрытой облаком, как скатертью, показалась россыпь построек боль­шого города, называемого англичанами Кейптауном, а голланд­цами — Капштадтом. Различие в названиях, впрочем, обманчиво: в пере­воде на русский язык оба слова озна­чают одно и то же: «город близ мы­са». В порту этого «города близ мыса» нам предстояло ждать китобойное судно, которому мы везли срочный груз.

Шли последние дни декабря. Вы, конечно, знаете, что в Южном полу­шарии многое в природе происходит иначе, чем у нас, в Северном. Солнце и луна ходят по небу не слева напра­во, а справа налево. Когда у нас лето, в Южном полушарии зима, когда у нас зима, там лето. Знал это и я, но все же было непривычно, что в канун Нового года жарко печет солнце, лю­ди одеты легко, а в порту продают красные помидоры, свежие яблоки...

По своему обыкновению, свобод­ные часы я отдал знакомству с новым для меня городом. Ничего лестного сказать о Кейптауне не могу: пыль­ные и узкие, почти без зелени ули­цы, неподалеку от нарядных и краси­вых зданий стоят жалкие и убогие хибарки. В хороших домах живут белые хозяева страны, в ла­чугах — остальное население.

Что ни шаг попадаются на редкость противные надписи: «Не для цветных», «Только для белых», «Только для чёрных». Такими надписями «украшены» городские троллейбусы и авто­бусы, кинотеатры, рестораны, парки. Даже вспоминать об этих надписях неприятно.

Во время одной прогулки по Кейптауну я забрёл на город­ской пляж, прилёг на горячий песок и долго смотрел на синее море и такое же синее небо. Пенистый прибой с весёлым гово­ром рассыпался у моих ног, вода манила прохладой, и мне захотелось выкупаться. Я разбежался и нырнул под волну. Однако тут же пришлось плыть обратно — вода была не по-летнему студёная. Только тогда я заметил некоторую особен­ность пляжа: на песке лежало довольно много людей, но никто не купался.

Я решил побегать по пляжу, чтобы быстрее согреться. Не­ожиданно меня остановил смуглолицый юноша.

— Наверное, вы моряк с советского судна, я сужу об этом по вашей фуражке, — произнес он по-английски. — Я очень люблю вашу великую страну, где не смотрят на цвет кожи че­ловека, и прошу передать ей мой привет. А на городском пляже купаться не советую: вода здесь чрезмерно холодна. Садитесь в автобус, и за полчаса вас доставят на соседний, пригородный пляж, где вода более тёплая...

— Странно и непонятно, сказал я, — пляжи соседние, а температура воды различная... В чём тут секрет?

— Не знаю, — ответил юноша. — Я малаец и учился в шко­ле всего два года. Объяснить секрет не могу, но поезжайте на другой пляж, и вы сами убедитесь в этой странности...

Не в моей натуре отказываться от раскрытия таинственного, и я решил немедленно последовать совету молодого малайца. Я пригласил юношу отправиться со мной, но он не принял при­глашения.

— У меня будут неприятности, — заявил он. — Хозяева нашей страны не терпят, когда цветные ездят в одной машине с белыми. А я цветной, мой прадед был рабом, привезенным сюда с островов Малайского архипелага.

Пришлось расстаться с новым знакомым и одному сесть в автобус.

Машина покинула городские улицы, вырвалась на шоссе, и вскоре мы оказались в пригородном районе, застроенном кра­сивыми особняками и санаториями. Вдоль побережья тянулись рестораны, кафе, пляжи.

У одного пляжа я вылез, быстро разделся и кинулся в воду. Она была тёплая! Купание доставило много удоволь­ствия, но тайну тёплой воды я не раскрыл. Так же как в го­роде, к пляжу подступали горы, одинаково грело солнце и такой же прибой шумно плескался у кромки берега.

Вернувшись на судно, я спросил капитана, почему на пляжах Кейптауна морская вода имеет различную темпера­туру.

Вместо ответа капитан распахнул передо мною атлас. Я увидел мыс Доброй Надежды, чёрный кружок, обозначающий город Кейптаун, а на море вблизи мыса — пучок цветных стрелок. Одни стрелки тянулись к мысу из Мозамбикского пролива, другие — из Южной Атлантики. И мне стало ясно, почему на городском пляже вода была холодная, а на пригородном тёплая.

Почему я не стал владельцем попугая Жако

На рассвете я выбежал на палубу и был пора­жен видом моря. Насколько хватало глаз, оно было покрыто оливково-зелёной травой. Легкий ветерок колыхал травяные заросли, местами перемежав­шиеся густо-синими полосами воды. Не было сомнения, мы плыли по огромному лугу! Я любовался редким зрелищем, когда внезапно душу мою обуял страх: не запутается ли киль корабля в бесчисленных растениях? Ведь тогда мы надолго застрянем в диковинном море-луге...

Я спустился в камбуз, где кок готовил у плиты оладьи к утреннему кофе, и высказал свои опасения.

Кок ухмыльнулся.

— Не ты первый, Захар, кого смущает это море, — произ­нёс он, протягивая мне кружку дымящегося кофе. — В тысяча четыреста девяносто втором году один знаменитый мореплава­тель был удивлен не менее тебя, когда впервые увидел эти изумрудные луга. Странный звук, с которым корабли разрывали зеленый ковер травы, напугал матросов, и, как ты, они боялись, что суда будут опутаны плавающими растениями. Однако все обошлось благополучно. Знаменитый мореплаватель выбрался на этих мест, а будущее показало, что растения нисколько не мешают судоходству. Бесспорно не застрянем и мы. Поэтому