внезапной атаки повсюду.
Над своей матерью Мой Герой уже давно совершил последний обряд. Отца он не тронул.
Потом мы пошли к старому загону джотоков, спрыгнули в дыру в потолке. Моему Герою непременно хотелось показать мне точное место, где он впервые повстречал Длиннолапа Зачем? Там он остановился, погрузившись в раздумья. А после провел по всем тропкам, по которым когда-то вел его верный друг. Не могу представить, как все это выглядело, как пахло и шелестело, как раскачивались ветки, а из водоема на берег выползали маленькие джотоки. Вокруг меня был только мертвый, окаменевший лес. Преисподняя. Когда стоишь в лучах Р'хшссиры, понимаешь, что попал в ад.
Мучитель! К чему этот осмотр достопримечательностей, если потом я все забуду? Лишусь даже способности излить пережитое в поэзии?!
День 62 Сегодня умерла Брунгильда. Седьмой-Сын-Каннибала хотел ее съесть! Понимаю, нам не хватает свежего мяса… Пришлось кое-что объяснить. У кзинррет своеобразная власть. Могу вымещать на Герое свою ярость без опасений привести его в бешенство. Он просто дает мне то, что я хочу. Мы кремировали бедняжку. Я собрала пепел в резную маленькую шкатулку, богато украшенную, — наследие кзинррет, что прежде правила здесь. Должно быть, шкатулку ей подарил какой-то самец.
День 63 У любой власти есть границы. Не всегда Герой горит желанием исполнять мои требования. Он не обидит, но, когда я переступаю некую невидимую черту, великан просто… тупеет. Добрый осел, забавляющийся осел, надменный осел, сердитый осел, равнодушный осел. Непреклонный, одним словом. Я записываю на отдельном листе слова вроде «непреклонный», так что не боюсь забыть. Список я прячу вместе с безделушками бывших владелиц дворца, подальше от глаз кзинтош. О чем мы поспорили? Ах да. Весьма тревожащее меня событие: вторая фаза копаний в моем мозгу. Он собирается приступить к угнетению центров речевой деятельности. Так понимаю, мне грозит еще одна операция. Он, как цензор, вымарывает своими инструментами все ненужное. Когда я снова начну помнить, то обнаружу прореху в памяти. И сколько дней в ней будет утеряно — останется тайной. Я никогда не узнаю, что была прооперирована. Ах вот оно что. Операции не будет. Мой Герой всего лишь установит разборщик, а потом и реконструктор нейронных импульсов. Нервные узлы способны выдержать подобную нагрузку, так что весь эффект сведется скорее к трансформации, чем к разрушению. Он говорит, это безопасно. Говорит, будто бы речевые способности у людей эволюционно самые поздние, так что отключить их не слишком сложно. Говорит, мне не нужна речь, чтобы думать. Ну разумеется, я потеряю всякую возможность делиться мыслями с кем бы то ни было, не смогу вытягивать информацию из кого бы то ни было, но способность размышлять сохраню! Чудно! Полная изоляция. Так начнется история моей собственной коллекции всякой ерунды. Или другого бестолкового хобби. Мой Герой клянется Клыкастым Богом и сосцами матери, что он уже давно не тот Дикий-Прыгун, которым был в юности, когда кроил направо и налево серое вещество у несчастных сирот. Он тщательно подготовился к тому, что собирается со мной сделать, тренировался на модели человеческого мозга, которую построил, основываясь на методах кодирования генетической информации, сведениях, почерпнутых из медробота. Он говорит, что эта модель убережет его от неудач. Боже, меня ожидает апоплексия![14] Ура! Вчера я целый день вспоминала это слово. Интересно, я правильно его написала? Порой я чувствую к мерзавцу странную любовь. Товарищ по несчастью? Но я бы убила Моего Героя, если бы нашла способ. Убила бы! Убила! Вот поэтому, говорит он, я и должна измениться, чтобы перестала ненавидеть и желать его смерти. Я должна лишиться своего интеллекта, который постоянно подталкивает меня измышлять коварные способы убийства. Он не понимает: я хочу убить его, чтобы спасти себя! Он не понимает, что мы можем быть друзьями. Я всего лишь собственность. Рабыня. Убить не могу. Джотоки разорвут меня на части. Тут же. Попробовать перебить и пятируких… Неплохо. Я и ребенок-эпилептик против Вселенной! Мой Герой погладил меня по голове, по-отечески… Бедная я, его старания не проходят даром! Я уже не могу вспомнить ни слова из флотского жаргона. Иначе покрыла бы его в три этажа! — Тише, тише, — мурлыкал он. — Изменить себя очень трудно. Я потратил на это годы и столько раз терпел поражение! Но тем не менее выжил и добился успеха. И у тебя получится. Он считает женский разум чем-то вроде болезни, которую следует лечить. А я считаю, Моего Героя нужно убить! Думаю об этом, когда не плачу. Джасин всюду ходит за мной тенью. Не оставляет ни на миг. Пробирается ко мне в кровать, когда я сплю. Если она знает, что я хочу побыть одна, она прячется у меня за спиной, чтобы я ее не увидела. Я находила ее под одеялом. Меж простыней.
День 243 Как ему объяснить?! Мой разум… Это все, что у меня есть! Мой язык… Это способ познать бесконечно разнообразный мир! Должно же быть у этого чурбана сострадание? Хотя бы в самом дальнем уголке его сердца? Я пытаюсь вспомнить Землю. И больше не знаю, где находится Церера. В Нью-Йорке или в Сан-Франциско…
После записи, помеченной как «День 479», Аргаментайн обращается к дневнику все реже, записи становятся неразборчивыми, порой полностью лишенными смысла. Нижеприведенный фрагмент — одна из последних пометок в журнале.
День — хорошее слово. Ночь и день. Он сказал, буду говорить пятьсот слов. Знаю, таков словарь всех кзинррет. Пытаюсь вспомнить Землю. Вижу кукурузные поля. Кукуруза кукуруза кукуруза кукуруза початки желтой кукурузы, красный шарф красный шарф красный шарф вокруг шеи, но помню только общие факты. Земля в четырех и трех десятых светового года от Дивной Тверди. Земля вращаться в космосе. Вращаться — хорошее слово. Кукуруза кукуруза кукуруза. Помню вид Земли с орбиты. Земля голубая в облаках. Красивая Земля. Помню Син. Дом на Сине. Смерть на Сине. Мой Герой не позволяет говорить на английском. Пишу тайный словарь английские слова. Мнемонический блок. Я умная. Нора умная. Умная — хорошее слово. Могу читать английский. Практика. Практика день ночь. Говорить просто с Герой, плевки, шипение, рычание. Теперь записать слова, которые помнить. Чернильница карман пастушья запеканка микроскоп ультрамарин гармонировать отвесно джойстик ветряная мельница насекомое ползать кукурузное поле усталый утопия Земля кончик языка танью…
Самка Нора часто бродила по дворцу и, когда натыкалась на громадный круглый ковер, принималась ходить по его краю, полагая, что круговые движения
День 62 Сегодня умерла Брунгильда. Седьмой-Сын-Каннибала хотел ее съесть! Понимаю, нам не хватает свежего мяса… Пришлось кое-что объяснить. У кзинррет своеобразная власть. Могу вымещать на Герое свою ярость без опасений привести его в бешенство. Он просто дает мне то, что я хочу. Мы кремировали бедняжку. Я собрала пепел в резную маленькую шкатулку, богато украшенную, — наследие кзинррет, что прежде правила здесь. Должно быть, шкатулку ей подарил какой-то самец.
День 63 У любой власти есть границы. Не всегда Герой горит желанием исполнять мои требования. Он не обидит, но, когда я переступаю некую невидимую черту, великан просто… тупеет. Добрый осел, забавляющийся осел, надменный осел, сердитый осел, равнодушный осел. Непреклонный, одним словом. Я записываю на отдельном листе слова вроде «непреклонный», так что не боюсь забыть. Список я прячу вместе с безделушками бывших владелиц дворца, подальше от глаз кзинтош. О чем мы поспорили? Ах да. Весьма тревожащее меня событие: вторая фаза копаний в моем мозгу. Он собирается приступить к угнетению центров речевой деятельности. Так понимаю, мне грозит еще одна операция. Он, как цензор, вымарывает своими инструментами все ненужное. Когда я снова начну помнить, то обнаружу прореху в памяти. И сколько дней в ней будет утеряно — останется тайной. Я никогда не узнаю, что была прооперирована. Ах вот оно что. Операции не будет. Мой Герой всего лишь установит разборщик, а потом и реконструктор нейронных импульсов. Нервные узлы способны выдержать подобную нагрузку, так что весь эффект сведется скорее к трансформации, чем к разрушению. Он говорит, это безопасно. Говорит, будто бы речевые способности у людей эволюционно самые поздние, так что отключить их не слишком сложно. Говорит, мне не нужна речь, чтобы думать. Ну разумеется, я потеряю всякую возможность делиться мыслями с кем бы то ни было, не смогу вытягивать информацию из кого бы то ни было, но способность размышлять сохраню! Чудно! Полная изоляция. Так начнется история моей собственной коллекции всякой ерунды. Или другого бестолкового хобби. Мой Герой клянется Клыкастым Богом и сосцами матери, что он уже давно не тот Дикий-Прыгун, которым был в юности, когда кроил направо и налево серое вещество у несчастных сирот. Он тщательно подготовился к тому, что собирается со мной сделать, тренировался на модели человеческого мозга, которую построил, основываясь на методах кодирования генетической информации, сведениях, почерпнутых из медробота. Он говорит, что эта модель убережет его от неудач. Боже, меня ожидает апоплексия![14] Ура! Вчера я целый день вспоминала это слово. Интересно, я правильно его написала? Порой я чувствую к мерзавцу странную любовь. Товарищ по несчастью? Но я бы убила Моего Героя, если бы нашла способ. Убила бы! Убила! Вот поэтому, говорит он, я и должна измениться, чтобы перестала ненавидеть и желать его смерти. Я должна лишиться своего интеллекта, который постоянно подталкивает меня измышлять коварные способы убийства. Он не понимает: я хочу убить его, чтобы спасти себя! Он не понимает, что мы можем быть друзьями. Я всего лишь собственность. Рабыня. Убить не могу. Джотоки разорвут меня на части. Тут же. Попробовать перебить и пятируких… Неплохо. Я и ребенок-эпилептик против Вселенной! Мой Герой погладил меня по голове, по-отечески… Бедная я, его старания не проходят даром! Я уже не могу вспомнить ни слова из флотского жаргона. Иначе покрыла бы его в три этажа! — Тише, тише, — мурлыкал он. — Изменить себя очень трудно. Я потратил на это годы и столько раз терпел поражение! Но тем не менее выжил и добился успеха. И у тебя получится. Он считает женский разум чем-то вроде болезни, которую следует лечить. А я считаю, Моего Героя нужно убить! Думаю об этом, когда не плачу. Джасин всюду ходит за мной тенью. Не оставляет ни на миг. Пробирается ко мне в кровать, когда я сплю. Если она знает, что я хочу побыть одна, она прячется у меня за спиной, чтобы я ее не увидела. Я находила ее под одеялом. Меж простыней.
День 243 Как ему объяснить?! Мой разум… Это все, что у меня есть! Мой язык… Это способ познать бесконечно разнообразный мир! Должно же быть у этого чурбана сострадание? Хотя бы в самом дальнем уголке его сердца? Я пытаюсь вспомнить Землю. И больше не знаю, где находится Церера. В Нью-Йорке или в Сан-Франциско…
После записи, помеченной как «День 479», Аргаментайн обращается к дневнику все реже, записи становятся неразборчивыми, порой полностью лишенными смысла. Нижеприведенный фрагмент — одна из последних пометок в журнале.
День — хорошее слово. Ночь и день. Он сказал, буду говорить пятьсот слов. Знаю, таков словарь всех кзинррет. Пытаюсь вспомнить Землю. Вижу кукурузные поля. Кукуруза кукуруза кукуруза кукуруза початки желтой кукурузы, красный шарф красный шарф красный шарф вокруг шеи, но помню только общие факты. Земля в четырех и трех десятых светового года от Дивной Тверди. Земля вращаться в космосе. Вращаться — хорошее слово. Кукуруза кукуруза кукуруза. Помню вид Земли с орбиты. Земля голубая в облаках. Красивая Земля. Помню Син. Дом на Сине. Смерть на Сине. Мой Герой не позволяет говорить на английском. Пишу тайный словарь английские слова. Мнемонический блок. Я умная. Нора умная. Умная — хорошее слово. Могу читать английский. Практика. Практика день ночь. Говорить просто с Герой, плевки, шипение, рычание. Теперь записать слова, которые помнить. Чернильница карман пастушья запеканка микроскоп ультрамарин гармонировать отвесно джойстик ветряная мельница насекомое ползать кукурузное поле усталый утопия Земля кончик языка танью…
Самка Нора часто бродила по дворцу и, когда натыкалась на громадный круглый ковер, принималась ходить по его краю, полагая, что круговые движения