общем, вы сами понимаете…

Управляющий со стоном снял трубку и набрал номер. Разговор пошел такой:

— Директора мне… Вы? Очень приятно. С вами говорит управляющий конторой «Техно-техника». Вот какой вопрос: я слышал, у вас — расширение штатов? Правильно? Ага. Значит, имею предложить отличного работника с плановым уклоном. Он у меня, знаете, оттрубил много лет, а теперь в связи с личными обстоятельствами… Как его фамилия? Некто Зудяков. Ага. Зу-дя-ков… Что, что, что? Сейчас справлюсь… — И управляющий обратился к самому Зудякову: — Вот товарищ директор спрашивает: не служили ли вы в свое время в управлении промторгов области?

Зудяков поднял глаза к потолку, пожевал губами и ответил после паузы:

— Мммм… управление торгов… управление тор… Как же! Служил! Но ведь это когда было!..

— Вы слушаете? — отнесся управляющий в трубку. — Зудяков подтверждает: да, служил когда-то… Что, что, что? И даром не надо?.. Чего — «даром не надо»? Ах, Зудякова!.. Кхм… да… Вы его, значит, познали на деле. Тогда, конечно, — всё. Тогда извините. Тогда… Нет, я сам понимаю. Именно! Он у меня в штате состоит, и никак я от него…

Управляющий махнул рукою, опустил трубку на рычаг и тяжело вздохнул. Произошла длинная пауза. Наконец управляющий спросил:

— А вам до пенсии… это… далеко до пенсии?

— Еще лет восемнадцать, Николай Семенович, — соболезнующе отозвался Зудяков. — Если бы мне полагалась пенсия, так неужто бы я не воспользовался, так сказать?.. Да вы не расстраивайтесь, Николай Семенович. Вдвоем мы с вами, безусловно, что-нибудь такое приду-маем… Осуществим свой развод, хе-хе-хе… А сейчас я пойду: надо же и вам и мне отдохнуть от этих хлопот… Да вы не расстраивайтесь, дорогой мой: мало ли что может случиться!.. Вдруг вы пойдете на повышение… У нас уже не будете возглавлять… Или я подберу себе что-нибудь подходящее на стороне…

Уходил Зудяков на сей раз тихонько, ступая на цыпочки: словно покидал комнату, где лежит серьезный больной. А Николай Семенович захотел было рявкнуть, как прежде, но не смог: эти все хлопоты так сроднили его с нерадивым плановиком, что управляющий сумел только выговорить жалобно:

— Слушайте, Зудяков, я это… я тогда начну вам выносить выговоры и взыскания… Вы согласны? А?

Зудяков остановился, обернулся лицом к начальнику и, кивая головою, заявил:

— Ну, что же… давайте пока так… Пока! Если ничего другого мы не удумаем… Главное, берегите здоровье, Николай Семенович! А остальное всё да пёс с ним!..

…Говорят, плановик Зудяков и по сей день работает в этой конторе…

ОЛОВЯННЫЕ ГЛАЗА

Она вошла в редакцию осторожной походкой, стала в дверях и оглядела присутствующих медленно и настороженно. Сразу удивили ее глаза: светло-серые, с точечками зрачков, словно бы выпуклые пуговицы вместо радужной оболочки. Про такие глаза хочется сказать: оловянные. И несмотря на то что обладательница глаз улыбалась, желая показаться обаятельной особой, смотрели эти очи строго и въедливо…

Приблизившись к моему столу, посетительница пояснила:

— Брызжейкина я. Мария Кондратьевна. Очень приятно. Наверное, получали мои сигналы?

Я их действительно получал. Много писем оловянноглазой гражданки, в которых она «сигнализировала» о проступках и преступлениях своих сослуживцев.

— Как же, как же! — отозвался я. — Знаю ваши письма…

— Ну вот. А теперь я сама приехала. За свой счет, между прочим… Никто не оплатит биле-тов там и вообще… за поездку. Стратилась я, сами понимаете… Но мне правда дороже. Вот так.

Она уже вынимала из сумки многочисленные бумаги, раскладывала на столе, изучала, поднося поближе к глазам. Но при том говорила не переставая:

— Вы из моих сигналов знаете: коллектив у нас маленький, но — насквозь гнилой. Насквозь!

— Что это означает «гнилой»? — спросил я.

— А то и означает. Ни одного порядочного человека нет. Кроме, конечно, меня. Вот они меня и травят…

— Как травят?

— Известно — как… Не признают моих заявлений. Шипят. Разные надсмешки дозволяют — и на собраниях и — так, то есть походя на работе. Но не на таковскую напали! Я их всех на чистую воду вывела. И еще буду выводить! Вы бы лучше записывали, чего я вам скажу. Так. Значит, наш музей есть областное учреждение… Ну, по народному творчеству мы собираем… Список сотрудников — вот он. Но только — что толку в списке, если не дать характеристики на каждого?.. Ведь так? Вот я и даю.

— Какие характеристики? — спросил я.

— А вот. Вы только пишите, чтобы не забыть. Заведующий наш Васягин Александр Панкратьевич. Он это… не реагирует. И за то надо его, безусловно, снять!

— Как это — «снять»?

— А вы что — не знаете, как снимают? Освободить, одним словом, от работы. Уволить. Тем более он, кажется, живет с этой, с Милкой… Ну, с Людмилой Севастьяновной. Которая работает инспектором в отделе культуры. А если его отчислить, он — что? — он дома будет сидеть. И жена за ним, безусловно, будет иметь надзор. Ведь так?

— Та-ак… — произнес я растерянно.

Но Брызжейкина, не спуская с меня взгляда оловянных глаз, бубнила уже дальше:

— Теперь… Заместитель Васягина. Он — это: хранитель фондов… ученый, так сказать. Пишите: Чухин Леонид Спиридонович. Написали? Теперь добавьте: вор.

— Как это — «вор»?!

— Вы что — не знаете, как воруют? Этот Чухин, он разбазаривает наши фонды. Экспонаты, одним словом, рукописи, картины…

— Да почему вы думаете, что он их разбазаривает?

— Что ж я, не вижу, что ли? Он домой ни разу не уходил еще, чтобы с собой чего-нибудь из музея не захватить… «Я, говорит, дома поработаю»… Знаем мы эти «работы»!..

— Но ведь он, наверное, приносит обратно!

— Да что он — дурак — обратно носить? Чтой-то я не слыхала, чтобы кто таскал обратно на работу, что с работы взятое… Так. Теперь пишите: завхоз Кобеляко Афанасий Ларионыч. Ко-бе-ля-ко… Вот уж подходящая кличка для такого пса! Старый человек, ему на пенсию пора, а он обогащается на работе!

— Как «обогащается»?

— Ну, тоже ворует… что вы, не знаете «как»?! Он одной мастики банок восемь за год унесет.

— Какой мастики?!

— «Какой, какой»!.. Известно какой: которой паркет натирают. Спросите у него мастики, он вам скажет: «Нету, дескать, извели мастику!»… А куда ее извели? Потом, бланки продает. Знаете, которые на отчетность бланки. Он их все — фьюить! — налево!

— Кому же могут понадобиться бланки отчетности музея?

— Не скажите. Для фальшивых сведений. Очень даже понадобятся. А ему прибыль… Потом, швейцар у нас есть — ну, гардеробщик. Тоже обогащается.

— А этот — как обогащается?

— А чаевые. Думаете, пустяки? Ему кто