тонет в лиловой вечерней дымке, синих деревьях и черных прудах под светящимися потоками облаков и узкими перешейками звезд. Среди этих красот ожидает сокровенная радость, обещанная ей испокон времен. Ей нужно лишь спуститься туда — в рощи ив и рифы лавандового тумана.
Из сгустков черного света среди деревьев манит Контекст.
— Сострадание течет из порванных вен. — Голос мог бы принадлежать ей, только нотки в нем величественные. — Без твоего обола смерть найдет тебя повсюду. Но не здесь.
Да, здесь Контекст воссоздал ее из архивов и руин Земи. Из этих архивов через века обращается к ней Платон: «Смерть есть отделение души от тела… и всякая душа бессмертна».
Вот почему она снова стоит в Сейлле, призрак под серыми деревьями. Подобно богу Платона и его родичей, индоевропейских разумных приматов, Контекст создал ее как душу и тело.
— Я не могу остаться, — говорит она в индиговую тьму и слышит, как ее слова падают в безмолвие, в покой космической пустоты. — Мое место на Земи с Ноэлем.
— Твое? Или храмицы Ноэля? — Величественный голос отступает, теряется в листве, и она поднимает лицо к живым звездам и слушает: — Без обола твое назначение храмицы найдет счастливое завершение. Здесь, в Занебесной. Оставь Ноэля — и приди к сокровенной радости.
Что движет ею? Чужой замысел или ее собственное желание? Она не видит меж ними различия. И ей все равно.
— Теперь мое место на Земи. С Ноэлем.
— Это твой сосуд Сивиллы. От попечительства о нем ты освобождена. — Голос звучит слабо, пунктиром в ее мыслях. — Без обола тебе придется самой кормить, самой исцелять свое тело. И все равно за тобой придет смерть. Останься.
— Лучше я превращусь в кошель голодных призраков. — В сгущающейся темноте она утрачивает власть над голосом.
И в мгновение ока возвращается туда, где Ноэль опустил ее головой на рюкзак. Он стоит над ней на коленях, вдыхает в ее легкие живительный воздух, снова и снова надавливает на клетку, где прячется ее сердце. Над ним клубятся зловонные испарения вулкана.
Серная вонь обожгла ей пазухи носа и горло, разом заставив очнуться. Задыхаясь, она рывком села. Радость пронзила ее, острая, как едкий воздух, и она встала, цепляясь за Ноэля, который смеялся и плакал, и сумасшедшую радость на его лице размазывал алый жар.
Прихрамывая и опираясь друг на друга, они спустились вдоль потока лавы, побрели к рассвету, который холодным серым гранитом залег на востоке.
Контекст наблюдает за ними из пятимерного пространства, где время девственно, как первый снег. В растрескавшейся реальности кристаллизуются фрактальные линии. Одни ведут во вздымающийся рассвет, к метану и двуокиси серы, вырывающимся из расщелин. В других переменившийся ветер гонит эту смерть над ними в мириады миров Контекста, а их тела окаменели в объятиях среди безлюдных скал.
И одна тонкая, как бритва, линия ведет через черный, расплавленный ландшафт: это трасса, на которой их ждет арендованная машина. Призраки тумана и пара плывут над расчерченным горизонтальными лучами солнца шоссе. Контекст всматривается в это сияние, выискивает, какой еще не столь вероятный, но менее опасный путь к своей машине могли выбрать Ноэль и Най'а.
А вот и они: идут по рассветной равнине в непараллельной вселенной, и невидимый эфир свитком разворачивается от них. Испуганные и счастливые, они хромают по вулканической пустыне.
Запекшаяся поверхность магмы ломается, из трещин мягко курится дым. Под их весом прогибаются обломки. Цепляясь друг за друга, они шагают по этой демонической мостовой, объятые ужасом, но ободряя друг друга взглядом.
Контекст наблюдает за ними и видит их неуверенность, страх перед опасностями. Неведение сделало их смертными. И более прекрасными. Этому он научился у нас.
ЛитВек: бестселлеры недели
