телевизионщиков подать в неожиданном ракурсе очередное скучное известие о насильственной смерти? Убийцы-подражатели, кто бы мог подумать! Люди не собаки Павлова. Их не приучишь слюни по звонку пускать. Они не повторяют все, что видят. Если бы людьми было так легко манипулировать, то ни один продукт не провалился бы на рынке и ни одно правительство в истории не пало бы.

Девушке в мотеле надоело слушать Брюса.

– Дорогой? – сказала она.

– Тихо, малыш. Я думаю.

В дверь постучали.

В одно мгновение мужчина вскочил с кровати, метнулся через комнату и прижался к стене рядом с дверью. Он был абсолютно гол, если не считать татуировок и пистолетов в обеих руках. Поднеся палец к губам, он дал своей подружке знак хранить молчание.

Они застыли в ожидании. По телевизору высокомерно разглагольствовал Брюс:

– Наша киноиндустрия в опасности. Она поставлена под удар. Из нас делают козлов отпущения, мальчиков для битья. Кого винит общество-всякий раз, когда какой-нибудь мальчишка побалуется с пушкой? Оно винит Голливуд. Оно винит меня лично. Кому-то могут не нравиться мои фильмы, кто-то может считать их безнравственными. Эти люди вправе придерживаться своего мнения. Но они не вправе навязывать свои трусливые реакционные взгляды всем остальным. Цензура всегда остается цензурой, и меня от нее тошнит!

– Дерзко? Заставляет задуматься? – из недр телевизора Оливер взывал к двум затаившимся в номере беглецам. – По-моему, ясно как день: еще как заставляет. Вы смотрите «Кофе-тайм». Мы продолжим после рекламы.

– Теперь вы можете ни в чем себе не отказывать – и не полнеть!

В дверь номера снова постучали. Ответа не было.

Послышалось звяканье ключей. Мужчина кивнул своей подружке. Она все так же лежала на кровати, но в руке ее появился пистолет, извлеченный из-под подушки.

– Кто там? – крикнула девушка.

– Хотите, я вам сейчас убираю комнату? – раздался из-за двери тихий голос с латиноамериканским акцентом.

– Нет, не надо. И так нормально, – ответила девушка.

– О'кей, – сказала горничная. – Я просто дам вам свежие полотенца.

– Нам не нужны полотенца.

– О'кей. – Горничная немного помолчала. – А мыло нужно?

– Нет.

– О'кей. – Она снова помолчала. – Может, у вас кончились пакетики с кофе и сливками? Или этого еще много?

– Ага, этого еще много. Нам ничего не надо.

– О'кей. Очень хорошо. Спасибо.

Мужчина, все это время в напряжении стоявший за дверью, слегка расслабился.

Но тут опять раздался тихий голос:

– Тогда я просто проверю мини-бар, пожалуйста.

Дверь номера внезапно распахнулась, и горничная очутилась нос к носу со взбешенным, абсолютно голым мужчиной. Даже увидев за косяком двери оружие в руках у этого типа, она не испугалась бы сильнее.

– Но дистурбо, компренде? У нас медовый месяц, ясно? Мы занимаемся аморой, как Спиди Гонсалес! Доперло?

Захлопнув дверь, он вернулся к кровати. Его подружка была недовольна.

– Не нужно было…

– Могу я спокойно посмотреть телевизор?!

Она знала, что дальше перечить не стоит, и вместо этого молча надулась.

В телевизоре продолжал разглагольствовать Брюс:

– Невозможно запретить фильм просто потому, что он кому-то не нравится. Сегодня нельзя снимать кино про секс и насилие, а завтра – про что? Про гомосексуалистов? Негров? Евреев?

Оливер и Дейл неловко заерзали в креслах. Слова «негр» и «еврей» в программе «Кофе-тайм» не приветствовались.

– В последние несколько недель я много слышал про Магазинных Убийц, – продолжал Брюс. – Что ж, давайте о них поговорим. Я снял кино про двух маньяков, и тут – увы и ах! – появляются двое настоящих маньяков. И что же происходит? Вы складываете два и два, и получается, что это я во всем виноват! И я за всех в ответе. Интересно!.. А разве до того, как сняли этот фильм, маньяков не было? И вообще до изобретения кинематографа разве не было больных и психопатов? По-вашему, Синяя Борода и Джек Потрошитель сели в машину времени и сгоняли в будущее, чтобы посмотреть мой фильм? А потом решили: «Ага, отличная мысль! Вернусь в свою эпоху и начну мочить людей»?

– Но вы же не станете отрицать… – набравшись храбрости, Дейл попыталась приостановить его словесный поток. Однако все было бесполезно: Брюс разошелся не на шутку.

– Мы козлы отпущения! Преступность вышла из-под контроля, общество – на грани кризиса, и в этом срочно нужно кого-то обвинить. Политики брать на себя ответственность не желают – и кто же остается? Мы, творческие люди, работники индустрии развлечений. Так вот, у меня для вас новость: наше творчество не формирует общество, а только отражает его. И если кому-то это не нравится, то пусть они меняют общество, а не нас!

Оливер объявил еще одну рекламную паузу, а голый мужчина в номере мотеля достал из холодильника очередную бутылку пива.

– Как ни крути, – сказал он, открывая ее рукояткой пистолета, – мужик дело говорит.

– А по-моему, он придурок, – проворчала его подружка.

– Да ладно, малыш, все люди придурки, с одного боку или с другого. Тут ничего не поделаешь. Зато я на все сто уверен: Брюс Деламитри снимает лучшие в этом хреновом мире фильмы, и если ему не дадут «Оскара», я буду страшно зол.

Тут снова раздался стук в дверь.

– Пожалуйста, – сказала горничная. – Я должна проверять мини-бар. Извините.

Мужчина встал.

– Я разберусь, малыш.

– Расскажите о нем, – попросила женщина-полицейский.

– Я любила просто так сидеть и смотреть на него, – начала девушка. – И думать о том, что он самый клевый, самый красивый парень на свете. Что он лучше всех… Если взять Элвиса, Клинта Иствуда, Джеймса Дина… и не знаю, кого еще… всех других клевых парней, и слепить из них одного, все равно не получится и вполовину такой клевый, как он.

В соседней комнате Брюс отвечал на тот же самый вопрос.

– Поймите же, это было взбесившееся чудовище, – сказал он полицейскому. – Вы меня слышите? Чудовище… сам дьявол… да, чудовище.

Глава третья

– Я стою здесь на пылающих ногах.

Было начало двенадцатого на следующее утро после церемонии вручения «Оскара». Допрос закончился два часа назад. Полицейские дали Брюсу завтрак, который он, к собственному удивлению, съел, а потом оставили его пить холодный кофе (это фирменный полицейский рецепт) и любоваться самим собой во всевозможных утренних телепрограммах. «Кофе-тайм» он не смотрел: это было бы слишком. Брюс представлял себе, как рады издерганные им вчера Оливер и Дейл его сегодняшнему падению и какие крокодиловы слезы проливают над его кровавыми останками. Этого зрелища он бы не вынес, но и оттого, что было