комиссар.
– Ай Билибин, Билибин! – укоризненно покачал головой комиссар. – Старый работник, а такую промашку дал. Разве ж это мыслимо: с таким мелким вопросом – и прямо к начальнику Хозу! Ведь он же полковник, это же надо понимать. Кто ходил к нему? Вы, товарищ Глазычев?
– Я, товарищ комиссар.
– Говорил он вам: «А вы попробуйте посидеть на моем месте»?
Глазычев ответил, что этого ему начальник Хозу не говорил.
– Значит, стареет, – сказал комиссар. – Раньше всем говорил…
Он снял очки и положил их на стол.
– Поступим мы, товарищ проводник, следующим образом. Такие вещи надо делать научно. Напишем-ка мы в министерство, в Москву. Авось и поддержат…
До сих пор комиссар говорил не очень серьезным тоном – и вдруг, насупившись, пробормотал:
– Сегодня, знаете ли, наплевать на заслуженного пса, а завтра, глядишь…
Не договорив, он отпустил проводника, оставив у себя документы.
Недели через три судьба Мухтара была решена. Наконец-то он ел свой суп на совершенно законном основании.
Глазычев съездил в Киров, закупил там трех новых собак, привез их в питомник.
Сквозь проволочную сетку Мухтар видел, как выводили их на тренировочную площадку. Он смотрел на них сурово: они были еще совсем глупые, неопытные, необученные.
А молодые собаки тоже видели Мухтара, когда его два раза в день вели мимо них выгуливать на задний двор, поросший лебедой.
Они презрительно глядели на старого, хворого, колченогого пса, не зная его жизни и не понимая, зачем он еще ковыляет на этом прекрасном белом свете.