отворилась дверь, и быстро повернулась. Несколько парней… других парней, поправилась она, зашли внутрь и теперь оглядывались по сторонам.

— Ты что же, умеешь читать и писать? — сержант перевел взгляд с вновь вошедших обратно на нее. — Понятно. Округлый подчерк. Из тебя может получиться офицер. Дай ему шиллинг, капрал. И картину.

— Да, сержант, — отозвался капрал Страппи, держа в руке картину в рамке с рукояткой, точно у зеркала. — Губки бантиком, рядовой Партс.

— Перкс, сэр, — поправила Полли.

— Да, конечно. Теперь, целуй герцогиню.

Это была не самая лучшая копия известной картины. Краска выцвела, и что-то, похожее на мох, росло по другую сторону треснувшего стекла. Задержав дыхание, Полли едва коснулась стекла губами.

— Ха, — хмыкнул Страппи и вложил что-то в ее руку.

— Что это? — спросила девушка, глядя на маленький листок бумаги.

— Расписка. Пока что у нас нет шиллингов, — ответил сержант. Страппи усмехнулся. — Но трактирщик поставит пинту эля, из вежливости к ее милости.

Он повернулся к новичкам.

— Мда, из огня, да в полымя. Вы тоже вступаете в армию? Надо же, а нам даже не пришлось бить в барабан. Должно быть, все дело в харизме капрала Страппи. Ну, чего робеем? Кто следующий?

Полли посмотрела на нового рекрута с ужасом, который, как она надеялась, ей удалось скрыть. Она даже не заметила его впотьмах, просто потому, что он был в черном — не в стильном черном, а каком-то пыльном костюме, в каких обычно хоронят. Казалось, именно так оно и было. Весь костюм был заляпан паутиной. На лбу самого паренька красовались швы.

— Имя, парень? — спросил Джекрам.

— Игорь, шэр.

Джекрам сосчитал швы.

— Знаешь, почему-то я был уверен, что так оно и есть. И я вижу, что тебе восемнадцать. — Восстаньте!

— О, боги… — Командор Сэмюель Ваймс протер глаза.

— Простите, ваша светлость? — забеспокоился анк-морпоркский посол в Злобении. — Вы в порядке, ваша светлость?

— Еще раз, как твое имя, юноша? Прости, две, почти бессонных недели в пути, и целый день знакомства с разными людьми со сложными именами — все это плохо сказывается на мозге.

— Кларенс, ваша светлость. Кларенс Трепач.

— Трепач? — переспросил Ваймс, и по его лицу Кларенс понял все.

— Боюсь, что так, сэр, — ответил он.

— Хорошо дрался в школе?

— Нет, ваша светлость. Но никто не мог побить мой рекорд в стоярдовом забеге.

Ваймс рассмеялся.

— Ну что ж, Кларенс, любой национальный гимн, начинающийся словами «Восстаньте!» рано или поздно приведет к неприятностям. Разве в школе патриция об этом не говорили?

— Эээ… нет, ваша светлость.

— Ничего. Ты и сам еще узнаешь. Продолжай, пожалуйста.

— Да, сэр, — Трепач откашлялся. — Национальный гимн Борогравии, — объявил он во второй раз.

Восстаньте простите, ваша светлость, сыны Родины!

Не пить вам больше вина из кислых яблок

Дровосеки, хватайте свои топоры!

Фермеры, режьте недругов инструментом, что использовали лишь для поднятия свеклы!

Расстроим вечные козни врагов наших

Во тьму идем мы с песней

Против всего мира, с оружием восстающего

Но увидьте золотой свет над вершинами горными!

Новый день станет огромной рыбиной!

— Эээ… О чем это там было в конце?..

— Это грубый перевод, ваша светлость, — Кларенс занервничал. — Это значит что-то вроде «великолепная возможность» или «блестящая награда», ваша светлость.

— Просто «сэр», Кларенс. «Ваша светлость» — это только чтобы впечатлить местных, — Ваймс вернулся в свое неудобное кресло, потер подбородок и поморщился.

— Две тысячи триста миль, — произнес он, меняя позу. — И все равно ведь замерзаешь на помеле, как бы низко его не опускали. А потом баржа, и карета… — он снова поморщился. — Я читал твой доклад. Как думаешь, возможно, чтобы все государство сошло с ума?

Кларенс сглотнул. Его предупреждали, что он будет говорить со вторым влиятельнейшим человеком Анк-Морпорка, даже если сам человек этот факт попросту игнорировал. Его стол, всего день назад принадлежавший главному смотрителю Некского гарнизона, расшатывался, и на нем уже скопились бумаги, а некоторые были просто свалены в кучу за креслом.

— Это очень… странный вопрос, сэр, — произнес посол. — Вы хотите сказать, что народ…

— Не народ. Нация. Насколько я понял, у Борогравии не все дома. Думаю, люди здесь просто делают, что могут, и воспитывают детей, чем и я бы охотно занялся. Вот, к примеру, есть кучка людей, которые ничем не отличаются от тебя или меня, но стоит им собраться вместе, как тут же появляется какой-то безумный маньяк с национальными границами и гимном.

— Интересная мысль, сэр, — дипломатично ответил Кларенс.

Ваймс обвел комнату взглядом. Стены из голого камня. Узкие окна. Даже в солнечный день здесь было ужасно холодно. Плохая еда, суета, сон на плохих кроватях… и вся эта поездка в темноте на гномьих баржах по секретным подземным каналам — одни боги знали, чего стоило лорду Ветинари добиться этого, хотя Низкий Король кое-что должен был Ваймсу…

… и все ради этого холодного замка на этой холодной реке, между этими дурацкими странами с их дурацкой войной. Будь они людьми, дерущимися где-нибудь в канаве, он бы знал, что делать. Он просто столкнул бы их лбами и, может, закрыл на ночь в камере. Но со странами так не поступишь.

Ваймс взял листок бумаги, повертел его в руках и бросил на стол.

— К черту все это. Что сейчас творится?

— Как понимаю, есть еще несколько очагов сопротивления в наиболее недоступных частях крепости, но с ними уже разбираются. Все основные посты в наших руках. Отличная была уловка, ваша све… сэр.

— Нет, Кларенс, — вздохнул Ваймс, — это старый и глупый трюк. Они не могли попасть внутрь, одевшись прачками. Ведь у троих были усы!

— Борогравцы довольно… старомодны в подобных аспектах, сэр. Может, потому-то в нижних склепах бродят зомби. Это ужасно. Многих высокопоставленных военных хоронили здесь веками.

— Да? И что они теперь делают?

— Шатаются, сэр. Скрипят. Кажется, что-то растревожило их.

— Должно быть, мы. — Ваймс поднялся, прошел по комнате и распахнул тяжелую дверь. — Редж! — крикнул он.

Через минуту появился другой стражник. Лицо его было серым, и, когда тот отдавал честь, Кларенс заметил, что и рука, и пальцы держатся на нитках.

— Ты уже знаком с констеблем Башмаком, Кларенс? — ободряюще спросил Ваймс. — Один из моих ребят. Мертв более тридцати лет и ценит каждую минуту своей жизни-после-Смерти, да, Редж?

— Верно, господин Ваймс, — улыбнулся Редж, показывая ряд коричневых зубов.

— Внизу, в подвалах, одни из ваших, Редж.

— О боги. Шатаются,