воскликнул он звенящим от ненависти голосом. — Вспомнил фотографию.

Высоко подняв руки, Гасан прокричал:

— Эй, люди, спешите сюда! С Баширом покончено! Вот он перед вами…

Гасан собирал дехкан, что-то горячо, взахлеб им рассказывал, объяснял, но Наби уже не слышал. В его памяти всплыл далекий знойный день, развилка дороги возле арыка, исчезнувший в белом мареве караван. Кажется, это было только вчера, а прошло уже столько времени…

Наби поспешил к раненому Махмуду, к своим подчиненным. Только теперь он с удивлением заметил, что тени от дувалов стали совсем короткими и солнце давно стоит в зените, готовое вот-вот покатиться за парящие в легкой дымке гребни далеких гор. «Ничего, — подумалось Наби, — завтра оно вновь взойдет. Завтра снова наступит утро, его сменит день. Пусть же он будет для кишлака без выстрелов. Да и сколько можно взрывать тишину. Она так нужна всем».

Он шел и не знал, что впереди новые испытания, новые дни и ночи, полные тревог. И так будет до самого последнего дня его службы в Афганистане…

* * *

Наби так и не понял, кто произнес эти слова. Кучкаров? Ильюх? Аманбеков? Или всегда невозмутимый Кичко? А может, их сказал только что пришедший в роту рядовой Айжанов, чей восторженный взгляд Наби не раз ловил на себе? Чувствуя, как тугой комок подкатил к горлу, Акрамов в который уже раз оглядел строй теперь уже бывших его подчиненных. Так же долго, пристально, словно стараясь на всю жизнь запомнить каждое лицо, оглядывал строй когда-то капитан Дорожкин, прежде чем покинуть роту.

— Товарищ старший лейтенант, вы нас не забудете? — вновь почудилось ему в прокаленном до звона воздухе. И снова Акрамов не расслышал, кто задал этот вопрос. А спустя мгновения понял — слов и не было, строй молчал. Вопрос он читал в глазах подчиненных. Тех, кого знал, как себя, с кем столько пройдено, пережито, испытано под афганским небом.

Он мог бы ответить так же беззвучно и верил, что его обязательно бы поняли. Как понимали всегда в ходе службы, в минуты опасности, задушевного разговора. Но не стал этого делать.

— Я вас не забуду! — сказал громко, так, чтобы его могли слышать на флангах.

И от этих слов, этого последнего признания командира строй вздрогнул, будто прозвучала чья-то команда, качнулся вперед, словно стремясь тесным кольцом окружить ротного и больше не отпускать от себя…

— Из кишлака что-то задерживаются, — поглядывая на часы, с беспокойством произнес Куприн. — Обещали прийти попрощаться, а времени у нас уже в обрез.

— Они не придут, — с грустью глядя на бывшего своего заместителя, сказал Наби. — Я сам утром у них побывал. Прошелся по новенькой школе, поговорил с учителем Нуллой, встретился с Гасаном, Махмудом. Гасан настоящий человек. Внука Гарипа взял к себе. Сегодня в партию его принимают. Ты найди возможность — поздравь парня…

Наби сдержал слово, которое дал на пыльном плацу палаточного гарнизона. Не забыл своих бывших подчиненных — боевых друзей. Помнит и сейчас, у кого он учился и кого сам учил ратному мастерству, верности интернациональному долгу. Но особенно ярко, зримо и взволнованно он вспомнил всех поименно, когда ему вручали Золотую Звезду Героя. Этого высокого звания бывший воспитанник ДОСААФ, коммунист, теперь уже капитан Наби Акрамов удостоен за мужество и героизм, проявленные при выполнении интернационального долга в Демократической Республике Афганистан.

Примечания

1

Я дочь богатого крестьянина (нем.). — (Прим. авт.)

(обратно)

2

Хурджин — дорожная сумка (дари). — (Здесь и далее — прим. авт.).

(обратно)

3

Чапан — халат (дари).

(обратно)

4

Кяфир — негодяй, злодей (дари).

(обратно)

5

Дрыш! — Стой! (дари)

(обратно)