незаметная на дне ямы; руки ее сжались в кулаки. Вдруг, откинувшись на спину, она проехалась пятками по земле — и в лицо Критосу полетели щебень и грязь. Он снова пнул наугад в темноте и поймал девчонку за лодыжку. Потеряв равновесие, Миранда повалилась к его ногам. Критос ударил ее по лицу, и она издала слабый, похожий на вздох звук; глаза девочки закрылись.

Критос стал душить Януса с удвоенной силой. Парень закашлялся; его ногти оставляли глубокие царапины на запястьях Критоса. Позади Януса с невнятным бормотанием Миранда, пошатываясь, поднялась на четвереньки. Критос выругался. Если он станет терять время на то, чтобы убить мальчишку, девчонка снова вцепится в него словно хорек.

Критос потащил Януса за собой и выволок из ямы, не сводя слезящегося уцелевшего глаза с темной тени в темной яме. Он полз наверх, держась спиной к склону, таща Януса за собой на неверный свет Развалин. Кучер с руганью выхватил пистолет.

— Забери этого, — скомандовал Критос, — и приготовься: мы уезжаем.

Руки Критоса, сомкнувшиеся на крепкой шее мальчишки, стали скользкими от его собственной крови. Янус что-то бормотал и изворачивался, превращая в схватку каждый шаг. Он вонзал ногти в пальцы обидчика или тянулся к его лицу, одновременно оседая всем телом, чтобы замедлить движение. Кольцо, столь недавно обретенное, соскользнуло с пальца и беззвучно кануло в грязь.

Критос положил конец схватке, с силой ударив Януса головой о косяк дверцы. Потом он бросил распластавшееся, безвольное тело на пол кареты. Целиком Янус не поместился, его босые ноги волочились по пыльному песку.

— Ласт не просил привозить ему полумертвое тело, — предостерег Критоса кучер.

— Ласту не приходилось иметь дело с этой бешеной кошкой, — парировал Критос, хватая ртом воздух. Его била дрожь — дрожь запоздало накатившего напряжения и отвергнутого страха. Руки Критоса тряслись, когда он утрамбовывал отяжелевшего Януса в карете. Из пострадавшего, ноющего глаза катились кровавые слезы, щека подергивалась.

Едва не потеряв равновесия, Критос вскарабкался в карету и остановился спиной к открытой дверце, чтобы раз или два пнуть Януса в ребра; наконец он услышал треск ломающихся костей. То была единственная месть, которую он мог себе позволить, скрывшись от взгляда кучера.

Предостерегающий окрик Джона едва не запоздал. Критос развернулся — слишком медленно: здоровым глазом он уловил лишь быстрый рывок темного пятна.

Удар палки пришелся ему в бок — повредил кожу, но не более. В конце концов, то была всего лишь трухлявая деревяшка.

— Отпусти его! Извращенец! Вор! — Даже несмотря на визгливые нотки и панику, отразившиеся в голосе, выговор Миранды не изменился. Впервые Критос задумался, кем же была эта девчонка.

Кучер уже тщательно прицеливался со своего места на козлах — промахнуться означало нажить себе новые проблемы. Он спустил курок. Грянул выстрел, извергнув пулю. Жженый порох и осколки металла опалили ладонь, сжимавшую пистолет. В тот же миг Критос оттолкнул от себя Миранду, и пуля, просвистев мимо, раздробила и без того истертый камень мостовой.

Девчонка снова бросилась на Критоса, и тогда хлыст кучера, рассекая воздух, обвил ее на уровне груди и раскрутил на месте, швырнув в грязь, — запыхавшуюся, хлюпающую разбитым в кровь носом.

Вид распростертой на булыжнике Миранды вернул Критосу храбрость быстрее, чем вид кучера, замахнувшегося хлыстом для нового удара.

— Наверно, ты хочешь получить свое серебро, — произнес Критос.

И он швырнул ей в лицо кошель с монетами. Кожаный мешочек лопнул по швам, рассыпая фальшивки — серебряные луны, на поверку оказавшиеся крашеными деревянными кругляшами.

— Вот его истинная цена. Трогай, Джон.

Карета медленно развернулась на пустой площади и покатила той же дорогой, что приехала, — быстрее и быстрее, кучер изо всех сил гнал испуганных лошадей.

* * *

Оставшись одна, Миранда трясущимися руками подобрала палку и тусклое от грязи кольцо. Голова у нее кружилась, рана — пыльная, грязная — горела. Отметины, оставленные хлыстом на теле, сочились кровью сквозь тонкую порванную рубашку. Только эта боль ничего для нее не значила. Все мысли Миранды сосредоточились на Критосе, который увозил Януса, словно охотничий трофей, прочь — прочь от нее.

Девушка еле доковыляла до обочины и повалилась; кровь капала, смешиваясь с уличной грязью. Миранда ждала, пока вернутся силы, чтобы идти, и вертела кольцо в руках, вглядываясь в выгравированные на нем слова. Только друг для друга в самом конце. Миранда крепко зажала кольцо в кулаке и свернулась калачиком, сдерживая слезы и прерывисто дыша; сердце гулко колотилось в груди.

* * *

Переведя дух, она поднялась и, спотыкаясь, побрела домой — в комнатку с одной старой кроватью для двух женщин, комодом, забитым разномастным тряпьем, и еще кое-какой мебелишкой, раздобытой на помойке ближе к цивилизованным районам города и перетащенной в Развалины.

У самой двери сидела на стуле, покачиваясь, бледная, безвольная женщина с бутылкой «Лепестка» в руке — крепкой смеси «Похвального сиропа» и дешевого спирта, превращающей любую печаль в далекое видение. Она смотрела в пустоту, словно там разворачивались картины из ее прошлой жизни, беспечные дни изнеженной дочери лорда. До появления Януса. До того как позор внебрачной беременности пригнал ее в Развалины, ввергнув в новую жизнь — матери, иногда шлюхи; и в том, и в другом она была жалка. Никто из клиентов не заходил больше одного раза — и то, чтобы испытать новое ощущение, поимев аристократку. Единственным великодушным ее поступком было обучение детей чтению и письму. Впрочем, и здесь она добивалась результатов, осыпая учеников обжигающими шлепками, если вдруг в речи проскальзывал жаргон Развалин.

Другая женщина, Элла, сидела у камина на жесткой скамеечке для ног, пытаясь разжечь огонь огрубевшими мозолистыми руками. Она была в самом соку, когда родилась Миранда, — четырнадцать долгих лет тому назад, с тех пор краса ее истаяла без следа. Волосы женщины, жесткие, седые и неприбранные, колтунами торчали во все стороны. Впрочем, в отличие от Селии она хотя бы сохраняла способность выдавить щербатую улыбку и дежурно пококетничать со все более редкими клиентами.

Громко хлопнула дверь, и Миранда, опираясь на палку, вошла в дом. Когда на нее упал тусклый свет очага, рот Эллы искривился в гримасе смятения.

— Только не лицо! Что ты наделала, девочка?

Ярость кипела в груди Миранды, едва не вырываясь наружу. Обе женщины слишком поизносились, чтобы пользоваться спросом на панели. Миранде