машинистки до заведующей отделом. Но такое? Нет, это не может быть правдой! Паранойя. Игра воображения больного мозга. Это мы уже проходили. В психозе становишься полной скотиной. Наверное, так бывает с каждым, стоит посидеть с полгода на приличных дозах болтушки. Я сам не раз видел. А сколько уже я летаю на ней? И разве я не такой, как все?

— Это неправда. Опомнись, — повторил он шепотом. — Это глюки. Опомнись!

ЭТО НЕПРАВДА, начал он писать на стене, чтобы видеть надпись, когда придет очередной приступ. Мама никогда бы не отважилась. Для такого нужны натуры посильнее. Ясно — это ребята из команды. К тому же торчки… Им бы самое оно, реши я, что это сделала мама. Так проще меня прикончить. Неподготовленного. Безоружного, как овечка.

Но если мама ни при чем, она испугается за меня, скорее всего, тут же позвонит в психушку и вызовет перевозку. Уж это она сумеет устроить. На худой конец достаточно сказать, что я пытался покончить с собой. А может, позвонила прямо в милицию? Теперь-то она уже раскусила, что со мной по-хорошему не получится. Или еще не поняла? Но в психушку точно позвонила. А то и в «Скорую». Те, конечно, автоматом свяжутся с милицией. Скоро тут запахнет жареным.

Он прислушался к звукам на лестнице. Кто-то поднимается! Михал подполз ближе к двери и прильнул к ней ухом.

Шаги!

По спине у него стекал пот.

Убийцы?

Санитары?

Менты?

Вот кто-то прошел совсем рядом с дверью!

Сердце колотилось где-то в горле.

Протопали наверх. По-настоящему? Или они меня окружают?

Он бросился назад в комнату. Вытащил из-под матраца бутылку с болтушкой, засунул в ботинок кухонный нож, в левой руке сжал охотничий нож. Правой резко открыл балконные двери. Ткнул в темноту перед собой. Никого. Он перепрыгнул через перила, приземлившись на доски лесов.

А я ведь даже не глянул, поставили их тут снова или нет. Значит, поставили. Перебежав по лесам к лестнице, он начал спускаться вниз. В левой руке нож, драгоценная бутылка в нагрудном кармане. Правой приходилось страховаться. Закончить падением с третьего этажа — это немного смахивает на трагедию, усмехнулся он.

На улице ни души. Он спустился с лесов на крышу машины, оставленной тут как по заказу, и оттуда рискнул соскочить на мостовую, крепко прижимая к груди бутылку с болтушкой. Нечеловеческая боль в ногах. Быстро прогрессирует, мелькнула мысль. Он осторожно двинулся посреди улицы в сторону Смихова.

Смотри-ка, повезло, еще открыто.

Конечно, они сидели там. Вечная надежда, что кто-то из торчков, которые умеют варить и нуждаются в деньгах на сырье, придет продать дозу.

Моська выскочил из-за стола, как чертик из табакерки.

— Михал, ну ты и наколол. Я там часов пять прождал.

— Пять часов для наркомана — это не срок, — улыбнулся Михал. — Пора бы тебе знать. Терпение и еще раз терпение.

— А что мне было говорить ребятам, которые остались без бабок?

— Я принес.

Михал вытащил из кармана бутылку, наполненную кристалликами болтушки. Заметил, как расширились глаза у Моськи.

— Но мне кое-что надо. — Он снова спрятал бутылку. Карман заметно оттопыривался. Моська пускал слюни, как собака в опытах Павлова.

— Жилье, где можно варить. У меня стрёмно.

Моська сглотнул.

— За жилье — сто доз болтушки в месяц, — сказал он.

Михал кивнул. Скотина, подумал он. Знает, что мне деваться некуда. По крайней мере этот месяц. Пока не покончу с дружками. А там видно будет.

— Я узнаю, — выдавил Моська. Он уже готов был скакать вокруг Михала.

— Погоди. — Михал сжал его плечо. — А у твоих гавриков на сырье хватит?

— Не дрейфь.

Будь у него хвостик, он бы им вилял не переставая. Думает на этом заработать? Только мне ведь нужна всего-то пара дней. Пока не сварю приличную дозу для Евиных дружков. И не найду комбинацию к болтушке, на десерт. К сожалению, Моська, придется свернуть производство раньше, чем ты наладишь сбыт по-культурному. Только тогда есть шансы, что ничего не вылезет наружу. А потом я спокойненько вернусь в квартиру Евы.

Хорошо еще, она настояла, чтобы я там прописался, подумал он. Врачей и милицию, которых натравит на меня мама, я уж как-нибудь переживу. Даже если пару месяцев придется перекантоваться в психушке. Или пару лет в тюрьме?.. Если вообще выживу после последнего балдежа с командой.

А если погибнут те, кто совсем ни при чем? Почему я, собственно, должен верить матери? Ради меня она способна на все.

Сплошные если, если, если… Если эта еда, которую она принесла, не была отравлена, чтобы наконец-то избавиться от меня…

— Можно шлепать, — Моська вернулся, посовещавшись с дружками.

— Да, вот еще что. — Михал вытащил из кармана брюк ключ от квартиры Евы. — Отправишь кого-нибудь за вещами… Все стекло, которое сложено в ведре под раковиной, плюс курс лекций по фармакологии.

Моська снова кивнул.

Как мы с полуслова понимаем друг друга, подумал Михал.

— А теперь я сматываюсь. Веди на место. И не вздумай лажануть…

Михал вытащил из кармана нож.

Всего на миг у Моськи сузились глаза. Потом он снова кивнул. Вспомнил про бутылку с болтушкой?

Этот готов на все. Удел каждого, кому нужен наркотик, а мозги не варят, как сделать самому. Михал наконец оставил свою жертву и двинулся к выходу.

Сколько высокомерного презрения! Старый опытный наркоман и кролики. А мог ли я тогда предположить, что мне осталось всего лишь несколько часов? Что уже этой ночью безобидные на вид кролики напихают в меня зверскую дозу и бросят между урнами, как ненужную, старую тряпку? А моя месть? Разве за свою жизнь я смог хоть что-нибудь довести до конца? Если уж мстить теперь, так не только команде. Но и Моське с его ловкими друзьями, которые сейчас без забот кайфуют на моей болтушке, очумев от счастья, как гениально все обтяпали. Как лажанули меня.

Улыбка, разбегающаяся веером морщинок.

— Итак, уважаемый, на этот раз вам удалось выкарабкаться. Для нас ваше лечение закончено. Для вас же оно только начинается. Вы так не считаете? Мы привели вашу ногу в божеский вид. Но надеяться, что вам и впредь будет везти — это большой риск. Однажды может быть поздно.

Михал кивнул.

— И обратите внимание на свою ногу. Надеюсь, мне не надо объяснять, что ваша артериальная система не в состоянии выдержать больше ни одного укола. Вы перенесли тяжелый тромбофлебит. Теперь ваш организм нуждается в абсолютном покое, чтобы по возможности залечить все, что еще возможно. Вы отдаете себе отчет, что при каждой внутривенной инъекции наркотика вашей жизни угрожает внезапный отказ дыхательного центра? Не говоря уже о том, что при уколе в вену может попасть воздух, а это, естественно,