Бога. Они не содержат в себе, говорил он, ничего о вечной жизни, а временные обещания их, например, умножение потомства, могут действовать лишь на низменную сторону человека. Манес отрицал также пророчества о Спасителе, считал ложным и абсурдным библейский рассказ о сотворении мира и падении человека, не признавал священными религиозные обряды евреев и относился критически к Новому Завету. Он не признавал Деяний апостолов, относительно же Евангелия говорил, что оно написано не самими апостолами, а по их рассказам, причем опирался на заглавия “от Матфея”, “от Луки” и т.д. (по-французски selon, по-гречески χατα). Отсюда происходили, по его мнению, ошибки и противоречия, отсюда же проистекала необходимость очистить Евангелие, восстановить его первообраз. Чтобы достигнуть этого, Манес отвергал рождение Спасителя от женщины, рассказ о Его обрезании, о принесении Им жертвы, рассказ о пребывании в пустыне, об искушении дьяволом, наконец все, взятое из Ветхого Завета. Все это Манес урезал и изменил согласно своей доктрине.

Два начала: Бог и Сатана, первый – добрая, второй – злая сила, виновники существующего, – такова была альфа этой доктрины. Сатана создал тело человека. Бог одарил последнего разумом, душою. В этом причина двойственности человека, вечной борьбы составляющих его элементов, духовного и телесного. С течением времени грех овладел человеческим родом. Чтобы спасти этот род, добрый Бог сошел на землю под именем Христа и под видом человека. По наущению Сатаны евреи предали его смертной казни, но страдания Христа были только видимыми, в них – указание пути к спасению посредством очищения от земных привязанностей и страстей. Души людей, не воспользовавшихся при жизни этим указанием, переходят в другие тела, даже в животных и растения. Достигнув таким образом известной степени совершенства, они окончательно отрешаются от земной оболочки, водворяются на Луне и там очищаются водою в течение 15 дней, затем в царстве Солнца – небесным огнем. Очищение всех душ будет концом этого мира – такова омега учения Манеса.

Обаяние религиозных воззрений Манеса лучше всего подтверждается распространением его учения. Сохраняя свою основу и видоизменяясь лишь в частностях, оно постепенно продвигалось на запад. В Европу оно перебралось при императоре Цимисхие с ересью павликиан и прочно утвердилось в нынешней Фракии, в окрестностях Филиппополя. Соседство со славянами, издревле склонными к дуализму, придало новые силы учению Манеса. В V веке оно дало новый религиозный побег – богумильство, по имени основателя секты Богумила. Богумилы выработали почти все, что мы встретим на юге Франции. Из Болгарии богумильство проникло в Италию, в северную часть ее, Ломбардию, а потом, перешагнув Альпы и Рону, – в благодатные провинции южной Франции. Таково было происхождение катаризма среди подданных графа Тулузского. Само имя катары (от греческого слова χαυαροσ – чистый) было усвоено французскими еретиками по преемству от болгарских богумилов. Обозрение их догматов еще более подтверждает их родство со славянскою ересью как развитием манихейства и вместе с тем объясняет ту ненависть, которую они возбуждали в Риме.

Мир вещественный и тело человека катары считали творением дьявола, злого Бога, творца и князя сего мира, как записали тулузские инквизиторы. Лишь невидимое и вечное, учили они, – дело рук Бога доброго. К римской церкви они относились с презрением. Она была для них “базилика дьявола и синагога сатаны”. Лишь в лоне их учения возможно было спасение. Никакие таинства римской церкви они не считали священными. Тело Христово в св. причастии было для них простым хлебом, крещение бесцельно, духовная иерархия как собрание грешников бессильна руководить человеческою совестью. Они учили, что воплощение Иисуса Христа было лишь видимое, что он никогда не унизил бы себя до рождения от женщины. Крест они считали не заслуживающим почитания, потому что он – символ страданий Господа, а никто, говорили, они, не почитает ярмо, возлагавшееся на его отца. Воскресение мертвых они отрицали и, подобно манихеям, верили в переселение душ. Они верили, что душа человека переселяется даже в животных, отсюда запрет у них на мясо, так как, убивая животное, катар мог лишить этим душу возможности очиститься. Брак катары не признавали божеским учреждением. Если они не отвергали его окончательно, то лишь снисходя к слабостям человека и главным образом потому, что рождение новых людей давало переселяющимся душам средство очиститься, создавало новые формы для их водворения. Подобно богумилам, катары соблюдали обряд рукоположения, так называемое соnsolamentum. Клятва им запрещалась. Перед судом инквизиции один альбигоец объявил, что не поклянется даже в том случае, если от этого его религия из гонимой станет торжествующей. Владение каким-либо имуществом катары считали греховным. Это была, по их словам, ржавчина души, и они отрекались от нее, называя себя нищей братией, nos pauperes Christi^[1]... Такой аскетический склад катаризма делал это учение непригодным для массы, отсюда компромиссы, например, отрицание и разрешение брака. Основная цель их учения – духовное совершенство и нищенство – могла быть доступна лишь немногим, отсюда разделение катаров на совершенных и верующих. Совершенных было немного, всего четыре тысячи, по счету инквизиторов. Это были истинные блюстители катаризма. Они отрекались от имущества, от семейных и родственных уз. Даже католики ставили их в пример своему духовенству, так безупречно строга была жизнь совершенных. Четыре раза в год они постились в течение 40 дней, каждую неделю в году три раза ели только хлеб с водою. Простая одежда черного цвета и сумка через плечо с Евангелием на провансальском наречии – таковы были отличительные признаки совершенных. Жизнь остальных катаров, или верующих, была далеко не так сурова. Они могли жениться, могли носить оружие и владеть имуществом, но хоть под конец жизни, и даже предпочтительно под конец, все-таки принимали consolamentum, дабы спасти его от греха, а обряд от поругания... Совсем иная была догма вальденсов, от имени Вальдо, основателя этой секты. Это были рационалисты, чуждые всякого мистицизма, чего нельзя сказать об альбигойцах-катарах. Они верили в триединого Бога, признавали таинства причащения и крещения, но, подобно катарам, восставали против почитания икон и ненавидели римскую церковь. Она была для них вавилонскою блудницей, бесплодною смоковницей, которую проклял Спаситель. Здесь, вероятно, главная причина, почему их смешивали с катарами. Обе секты очень быстро распространились на юге Франции. Раньше них здесь господствовали ариане,