присцилиане, одновременно с ними петробрусиане, по имени проповедника Петра из Брюи. Такое множество сект благоприятствовало развитию в населении духа терпимости, некоторого религиозного индифферентизма и наконец отступничества от правоверной католической церкви. К тому же невежество и порочность духовенства этой церкви не представляли никакого нравственного отпора ересям и только давали повод к обличительным речам еретических проповедников и вольным песням трубадуров... Но гром все-таки грянул над Лангедоком. “Вавилонская блудница” оказалась не совсем погруженной в суету сего мира, “проклятая смоковница” – еще полною сил и цветущей...

В 1020 году в стенах Тулузы происходили первые сожжения еретиков. Через два года то же самое повторилось в Орлеане. Тогда погибло тринадцать еретиков, к великой скорби церкви, все тринадцать – священники. В 1146 и 1163 году те же костры пылают в Германии, освещая бдительному оку места, пораженные ересью. В Риме поняли наконец, как запустел вертоград религии... В 1179 году папа Александр III созвал в Риме так называемый третий Латеранский собор и произнес отлучение против еретиков Гаскони, “земель Альби и Тулузы”, “потому что, – говорилось в постановлении собора, – эти еретики не скрываются уже и не остаются спокойными, но дерзко проповедуют свои заблуждения и совращают простых и слабых”. Нож анафемы поражал одновременно королевства Аррагонию и Наварру. Тамошние еретики и их покровители обвинялись собором даже в преследовании правоверных, в осквернении церквей, в обиде вдов и сирот. Папа призывал верующих не иметь с еретиками никаких сношений, позволял нарушать договоры с ними, употреблять против них оружие и конфисковывать их имущество, а христианским правителям – обращать их в рабство. “Хотя церковь, – говорилось в 27-м постановлении собора, – следуя св. папе Льву, довольствуется часто одним судом первосвященническим и не принимает кровавых мер, однако он может быть вспомоществуем и мирскими силами, дабы страхом казни побудить людей следовать духовному врачеванию. А так как еретики, которых одни называют катарами, другие патернами, прочие побликанами (павликианами), – так смутны были еще в это время сведения римской церкви о ее врагах, – сделали великие успехи в Гаскони, Альбижуа, земле Тулузской и иных местах, то мы предаем анафеме их с их покровителями и сообщниками и запрещаем всякому, кто бы то ни был, иметь с ними общение. Если они умрут в грехе, то никогда не поминать их и не хоронить между христианами”.

Во исполнение постановлений собора в Лангедок был предпринят крестовый поход под начальством кардинала Генриха. И крестоносцы, и их противники не уступали при этом друг другу в жестокости, но торжествовать церкви все-таки было не суждено, и ереси, казалось, даже размножились. Таково было впечатление папы Лючия III, когда, изгнанный римлянами, он укрылся в Вероне. Это было в 1185 году.

Устрашенный многочисленностью еретиков, Лючий открыл собор и, подтвердив прежние постановления и отлучения, повелел в виде новой меры, чтобы епископы по крайней мере один раз в год объезжали епархии, зараженные ересью, и присягою обязывали зажиточных граждан, числом от трех до четырех и более, высматривать и выдавать еретиков суду епископов. Светские власти приглашались при этом оказывать содействие розыску, короли, князья, графы и бароны – под страхом отлучения и лишения земель, города – под страхом отнятия привилегий и той же анафемы. Назначение епископов, специальных ведателей ереси, заставило некоторых историков считать 1185 год годом возникновения инквизиции, но это мнение справедливо оспаривается на том основании, что в эту пору не было еще речи об инквизиции как постоянном судилище. Возникновению этого судилища должна была предшествовать кровавая драма на юге Франции, падение Лангедока и покровителей ереси графов Тулузских.

Пролог этой драмы начинается 9 марта 1198 года. Римский престол занимает в это время Иннокентий III, олицетворение ума и энергии, настоящий наследник Григория VII и, как казалось сначала, терпимости первых лет христианства... Мирно и кротко звучала первая булла Иннокентия. Он говорил в ней о “чуме, распространенной в Гаскони и соседних землях”, но, призывая к борьбе с нею, предлагал пользоваться только мерами, которые будут в пределах духовно-церковной власти. Лишь в крайнем случае разрешал он прибегать к силе светского меча. Он не изверился еще в силе убеждения и 22 сентября, в первый год своего первосвященства, снял отлучение с графа Тулузского Раймонда VI, пораженного анафемой в качестве покровителя ереси. Как вестники нового направления папской политики в Лангедок были посланы не крестоносцы, а легаты. В Риме забывали, однако, что у ереси была своя история, что, возникнув постепенно, эта ересь лишь так же постепенно могла уничтожиться. От легатов ожидали скорых известий об успехе, но вести приходили печальные... Раймонд VI, говорили они, остался все тем же покровителем ереси, все так же равнодушен к католической вере. Он водит с собою в церковь шута, который издевается над церковною службой, он дружит с еретиками, ходит на их собрания, принимает благословение от совершенных... Иннокентий приписывал это неуменью легатов. Он решил послать новых: Петра Кастельно, Рауля и аббата Сито, Арнольда. В помощь легатам в качестве миссионеров были присоединены двенадцать цистерианских монахов, а в 1206 году – и знаменитый подвижник святой Доминик. Вот почему апологеты инквизиции считают его основателем этого трибунала. Автор “Божественной комедии” в XII песне “Рая” заметно разделяет это воззрение, когда говорит о Доминике:

Легенда об инквизиторстве Доминика сложилась как результат понятного желания его мнимых преемников поставить во главе своего дела лицо, привлекавшее общие симпатии, освятить это дело именем великого подвижника и тем узаконить существование инквизиции.

Историческая справка разрушает эту тенденцию. Прежде всего в 1206 году еще не было и речи об инквизиции, был только дух ее, дух нетерпимости, носившийся над головами еретиков. Наконец, обязанность Доминика и его сподвижников заключалась в обращении еретиков путем увещевания, а меры строгости носили характер эпитемии, то есть чисто церковный характер. Об этом говорит дошедшая до нас разрешительная грамота, прототип