все продолжение его царствования игравший при нем роль демона-искусителя. Пеэрсон убедил Эрика, что всеобщий страх и ужас должны быть надежнейшими опорами власти королевской; что кровь и слезы — прочнейший цемент государственного здания и наилучшая смазка механизма правительственной администрации. «Быть недоверчивым на словах, — говорил Пеэрсон, — этого недостаточно. Недоверчивость в короле должна проявляться на деле. Навлекший на себя подозрение государя, хотя бы неосновательное, должен быть непременно заточен в темницу, даже предан казни. Если впоследствии окажется, что он был невинен, этим возмущаться нечего: казнь одного невинного нагонит ужас на сотни виноватых!»

Эти гнусные правила, внушаемые Пеэрсоном Эрику, были семенами зла, падавшими на восприимчивую почву, и деспотизм был предначертанной программой царствования будущего преемника Густава Вазы. Всматриваясь в государственный строй многих европейских королевств, Эрик видел, как бы в подтверждение наставлений своего любимца, что благоденствуют и славятся могуществом преимущественно те государства, в которых властители держат своих подданных в постоянном страхе и не дают воли олигархам. Такова Испания под скипетром Филиппа II, Турция под владычеством Солимана, Великобритания под железной рукою Генриха VIII и достойной его дочери Елизаветы. Дочь Генриха VIII особенно обратила на себя внимание принца Эрика, и к ней чувствовал он — не говорим симпатию, этого мало, но самую пламенную, страстную любовь, выразившуюся, наконец, формальным сватовством (см. кн. 1). Мысль соединить со своей державою королевство шведское льстила самолюбию Елизаветы, но, подчиненная могучему влиянию графа Лейчестера, она, уклоняясь от прямого ответа на предложение Эрика и поддерживая в нем надежду, вела очень любезную переписку; словом — кокетничала, придерживая принца шведского в запасе. Надеясь, что личное его свидание с Елизаветою уладит все дело, Эрик решился отправиться в Англию, но возвратился с дороги при получении известия о близкой кончине Густава Вазы 29 сентября 1560 года.

Восшествие Эрика на престол обошлось без кровавых столкновений партий, народной и олигархической. Как бы в доказательство своей приязни к последней Эрик вскоре после коронации своей в Упсала выдал указ об учреждении еще не бывалых в Швеции званий — графского и баронского. Принцы Иоанн и Карл, покоряясь необходимости, выказали королю Эрику совершенное повиновение; вельможи, позабыв недавнюю кичливость, смиренно преклонились перед ним — и тем только пуще прежнего распалили ненависть и недоверчивость короля. До времени, однако же, они не проявлялись в ужасающих формах; Эрик еще настолько владел собою, чтобы выказывать братьям своим и вельможам более или менее притворную благосклонность. Приспешники Пеэрсона, теперь могучего временщика, усердно исполняя мерзкую роль шпионов и наушников, следили за принцами и их приверженцами. После неудачно возобновленной попытки жениться на Елизавете английской Эрик обратился с предложением своей руки к нескольким другим принцессам, и также безуспешно. От невест из владетельных домов, умышленно миновав шведскую знать, король снизошел к демократии и избрал себе в подруги жизни девицу из народной среды в лице Катерины Мансдотер, дочери простого капрала. Этот выбор был первым ударом, который был нанесен Эриком ненавистному для него дворянству, а вместе с тем и обоим братцам герцогам. Вопрос о женитьбе короля был отдан на обсуждение государственных штатов. После непродолжительных прений, несмотря на оппозицию аристократической партии, штаты одобрили выбор королевский, изъявив на бракосочетание Эрика полнейшее согласие. Смеясь над бессильной злобою вельмож, король повел свою избранницу к брачному алтарю и потом не мог скрыть своего удовольствия, видя, как знатнейшие дворяне, их жены и дочери преклонялись пред королевою, солдатской дочерью. К чести Катерины Мансдотер, спешим заметить, что она во всю свою жизнь оправдывала выбор короля, оказываясь вполне достойною прекрасными душевными качествами той высоты почестей, на которую ее вознесла не столько любовь к ней Эрика, сколько ненависть его к аристократии. Шпионы Пеэрсона довели до его сведения, что Иоанн, герцог финляндский, вместе со своей супругою Катериною Ягеллон и многими приверженцами умышляют на жизнь короля и королевы. Верный инструкциям Пеэрсона, Эрик не трудясь исследовать, до какой степени основательны обвинения, заточил герцога Иоанна и жену его в темницу…

Тайком от мужа королева Катерина навещала узников и, чем только могла, старалась о смягчении их участи. Это благородство дочери народа — черта высокая, прекрасная, за которую потомство обязано дать грамоту на королевское достоинство морганатической супруге короля шведского, простушке Катерине. Независимо от родственного попечения о герцоге Иоанне и жене его, Катерина была постоянным ходатаем перед Эриком за всех тех, на которых более или менее падал несправедливый гнев короля. В те дни, когда он, подобно царю Саулу, страдал припадками меланхолии, Катерина, подобно Давиду, утешала его, всегда находя в своем добром, любящем сердце ласковое, утешительное слово упования на милость Божию, и теплые непритворные слезы участия были целебным бальзамом для страждущей души Эрика. Катерина была его ангелом-хранителем; Пеэрсон — демоном, и его влияние, к несчастию, было сильнее на короля, нежели влияние на него королевы. Войны с Данией и Польшей, прославившие шведское оружие на суше и на море, имели следствием присоединение к державе Эрика XIV значительной части Эстляндии. По заключении мира, невыгодного и непрочного, Эрик, приняв во внимание ходатайство своей супруги за Иоанна финляндского, намеревался дать ему свободу, чему воспротивился Пеэрсон, всячески поддерживавший вражду между королем и обоими герцогами.

— Ни на минуту не забывайте, государь, — нашептывал он королю, — что, помиловав герцога, вы поменяетесь с ним местами: он заточит вас в темницу и сядет на престол. Не увлекайтесь неуместной жалостливостью, будьте неизменно тверды и непреклонны; не помилования, а смертные приговоры должны исходить из ваших уст; внутренним врагам вы обязаны быть грозою, а не теплым дождем или сиянием солнечным…

Подстрекаемый временщиком, король в 1567 году созвал государственную думу (штаты) в Упсала для обсуждения вопроса о наказании дворян, замешанных в деле Иоанна, герцога финляндского. При всей своей готовности угождать королю штаты признали мнимых заговорщиков невинными, ссылаясь на недостаток улик. Эрик XIV при чтении ему решения государственной думы был сам похож