человечка. Модель еле сумел скрыть своё удивление: изо всей одежды на индийце присутствовала только обыкновенная белая хлопчатобумажная набедренная повязка. Индус выглядел истощенным; тем более был разителен контраст между ним и викторианской роскошью дворца вице-короля Индии, который нынче занимал Модель, как управляющий новыми территориями Рейха. — Садитесь, Herr Ганди, — сказал Модель.

— Я глубоко вам благодарен, сэр, — усевшись, Ганди казался просто ребёнком, кресло для него было слишком широко и его мягкие набитые подушки практически не прогнулись под худым телом индийца. Но вот глаза у Ганди, подумал Модель, далеко не детские. Они пронзительно смотрели на фельдмаршала из-под простых очков в проволочной оправе, как будто пытаясь привести собеседника в замешательство. — Я прибыл, чтобы узнать, когда немецкие войска начнут покидать нашу страну.

Нахмурившись, Модель наклонился вперед. На мгновение он решил, что не понял фразы — на английском Ганди говорил с сильным акцентом гуджарати. Поняв, что он не ослышался, Модель спросил: — Вы часом не думаете, что мы проделали весь этот путь, приехав сюда как туристы?

— Нисколько не думаю. — В резком голосе Ганди слышалось неодобрение. — Туристы не оставляют за собой столько мертвецов.

Модель почувствовал, что раздражение берет в нем верх: — Естественно, ни один турист не платит такую цену за свое путешествие. Даже не принимая во внимание данный факт, я могу вас заверить, что мы пришли для того, чтобы остаться.

— Мне очень жаль, сэр. Я не могу вам этого позволить.

— Вы не можете? — монокль Моделя опять едва не выпал. Он конечно и раньше слышал от политиков разные самонадеянные заявления, но этот старый чёрт превзошел всех. — Вы, случаем, не забыли, что я могу вызвать своего адъютанта и он вас застрелит не сходя с места на заднем дворе? Могу вас заверить, вы будете далеко не первым.

— Да, я это знаю, — сказал Ганди грустно. — Если вы мне уготовили такую судьбу, что ж, я уже стар. Я не побегу.

Боевые действия научили Моделя относиться к возможному ранению или даже смерти со спокойным безразличием. Он увидел, что старик обладает той же чертой характера, неважно, где он ее приобрел. Мгновение спустя Модель сообразил, что его угроза не только не напугала Ганди, но и в какой-то мере позабавила индийца. В некотором замешательстве, фельдмаршал спросил: — Вы хотите, чтобы я рассмотрел ваши просьбы?

— Только одну, которую я уже озвучил ранее. Мы — это более чем трехсотмиллионная нация; владеть нами у немцев прав не больше, чем у англичан.

Модель пожал плечами: — Если мы сможем, то будем владеть. Уверяю вас, у нас достаточно сил, чтобы удержать то, что мы завоевали. — Где нет права, там нет силы, — ответил Ганди. — Мы не позволим вам держать нас в рабстве.

— Вы что, угрожаете мне? — рявкнул Модель. На самом деле, смелость индийца его удивляла. Большинство аборигенов в этой стране раболепно склонилось перед новыми хозяевами. Тут же, по крайней мере, был человек неординарный.

Ганди покачал головой. Модель видел, что индус его не испугался (действительно неординарный человек, подумал фельдмаршал, искренне уважавший настоящую храбрость). — Я не нисколько не угрожаю, сэр, но я буду делать то, что считаю правильным.

— Очень благородно, — хмыкнул Модель, но вопреки его намерению, слова прозвучали в большей степени искренне, а не саркастически, как он надеялся. Модель слышал все эти ханжеские фразы и ранее, от всех этих англичан, русских, даже от немцев. Однако, каким-то образом, Ганди производил впечатление человека отвечавшего за свои слова. Модель в задумчивости потер щеку, пытаясь понять, что делать с этим несгибаемым индусом.

Громко жужжа, в кабинет влетела большая зелёная муха. Задумчивость Моделя испарилась, как только он услышал этот зловредный звук. Он вскочил с кресла и попытался прихлопнуть муху, но промахнулся. Насекомое сделало несколько кругов и уселось на подлокотнике кресла Ганди. — Убейте её, — сказал Модель. — На прошлой неделе одна из этих чёртовых тварей ужалила меня в шею и опухоль до сих пор не сошла. Ганди уронил вниз свою ладонь, но остановил ее в нескольких дюймах от мухи. Вспугнутое насекомое взлетело. Ганди встал. Для человека, которому приближался девятый десяток, он выглядел удивительно проворным. Ловкими движениями он выгнал муху из кабинета, не обращая внимания на Моделя, который смотрел на это представление с отрытым от удивления ртом.

— Я надеюсь, что она вас более не побеспокоит, — сказал Ганди, усевшись обратно, как будто ничего не произошло. — Я один из тех, кто практикует ahimsa:^[2] я не причиняю вреда ни одному живому существу.

Моделю вспомнилось падение Москвы, когда запах горящих тел наполнял холодный осенний воздух. Пулемёты начали крошить кавалерию казаков ещё до того, как те смогли приблизиться, ржание раненых лошадей было самым жутким звуком, куда более страшным, чем крики людей. Он припомнил ещё кое-что, то что он не видел лично, но не имел ни малейшего желания узнать об этом побольше.

— Herr Ганди, — сказал Модель, — каким образом вы можете заставить подчиниться вашей воле того, кто вам сопротивляется, если вы не используете силу для этих целей?

— Я не говорил, что я не использую силу, — Ганди улыбнулся, приглашая фельдмаршала оценить разницу в понятиях. — Я не использую насилие. Если мои люди откажутся сотрудничать с вашими в любой форме, то как вы сможете их принудить? У вас не останется выбора, кроме как разрешить нам действовать так, как мы считаем нужным.

Если бы не ум, читавшийся в глазах Ганди, Модель охарактеризовал бы индийца как безумца. Однако ни один безумец не смог бы причинить британцам столько головной боли. Но может эти декаденты-англичане не смогли его достаточно запугать? Модель предпринял очередную попытку: — Вы понимаете, что ваши заявления могут быть расценены как государственная измена?

Ганди поклонился: — Вы вольны делать со мной все что угодно. В любом случае мой дух будет жить среди моего народа.

Модель почувствовал, что закипает. Отсутствие страха — привилегия очень и очень немногих людей. Ну, надо же, подумал Модель, чтоб мне так «повезло» — повстречаться с одним из этих немногих. — Я предупреждаю вас, Herr Ганди, что вы должны подчиняться властям Рейха, в противном случае вам же будет хуже.

— Я буду делать только то, во что верю и ничто иное. Если немцы приложат усилия для освобождения Индии, с великой радостью я буду помогать вам. Если же нет, то с сожалением должны мы стать врагами.

Фельдмаршал попытался дать упрямому индийцу ещё один шанс проявить здравый смысл: — Если бы дело