и небольших предприятий в Долбридже бесценны. Он так старателен, вы не представляете, сколько хлопот он берет на себя, если считает, что может принести пользу. Такой добронравный и здравомыслящий человек.

— Рад слышать столь доброжелательный отзыв о новом знакомом! Могу лишь удостоверить, что он интересный и приятный собеседник, и в дополнение к вашим словам рассказать о нем еще кое-что.

— В самом деле?

— Да. Для начала — он не женат.

— Да, это так. Продолжайте же.

— Он занимался писательством, но года два или три назад оставил работу. Книга, которую он писал, относилась к абстрактно тематике, возможно, к теологии.

— Да, он действительно писал книгу. Не знаю точно, о чем она, могу лишь сказать, что предмет ее ничуть меня не интересовал. Может быть, вы правы, и он в самом деле забросил ее — пожалуй, да.

— И, хотя он выпил здесь немного кофе, он предпочитает чай, причем заваривает его весьма необычным образом.

— Это так.

— Он пьет зеленый чай, и в очень больших количествах, не так ли? — не отставал я.

— Да, и это очень странно! Мы едва не ссорились из-за этого зеленого чая.

— Но сейчас он почти оставил эту привычку, — заметил я.

— Верно.

— И еще одно. Вы знали его отца или мать?

— Да, я знала обоих. Отец его умер лет десять назад и похоронен в их поместье, близ Долбриджа. Мы были очень хорошо знакомы, — ответила она.

— Так вот, или отец его, или мать — я склонен думать, что отец — видел привидение.

— Да вы просто прорицатель, доктор Гесселиус.

— Прорицатель или нет, я ведь правду сказал? — весело откликнулся я.

— Да, верно, его отец видел привидение. Человек он был молчаливый, с причудами, и всегда надоедал моему отцу рассказами о своих снах. Однажды рассказал очень странную историю о призраке, которого видел и даже разговаривал с ним. Я очень его боялась и потому хорошо запомнила эту историю. Это случилось задолго до его смерти, когда я была еще ребенком. Он все больше молчал, часто хандрил и имел привычку неожиданно заходить в гостиную в сумерках, когда я была там одна. Я любила представлять, что вокруг него летают призраки.

Я с улыбкой кивнул.

— А теперь, раз уж вы поняли, что я прорицатель, думаю, пора пожелать вам доброй ночи, — заключил я.

— Но как вы обо всем догадались?

— Гадал, как цыгане, по небесным светилам, — ответил я, и мы весело распрощались.

На следующее утро я послал доктору Дженнингсу обещанную книгу, сопроводив ее запиской, а вечером, вернувшись домой, обнаружил, что он заходил ко мне и оставил визитную карточку. Он спрашивал, в котором часу может застать меня дома.

Думал ли он открыться мне и попросить «профессионального», как принято выражаться, совета? Надеюсь, что да.

У меня уже созрела теория относительно него, и ответы леди Мэри лишь укрепили меня в ней. Мне бы хотелось получить подтверждение из его собственных уст. Но каким образом я, не изменяя хорошим манерам, мог вызвать его на откровенность? Никаким.

Мне казалось, он что-то задумал. Во всяком случае, дорогой Ван Л., я намеревался как можно скорее встретиться с ним и навестить его завтра же. Просто нанести визит вежливости. Может быть, что-то из этого и выйдет. А может быть, и совсем ничего. Как бы то ни было, я сообщу вам, дорогой Ван Л., все, что сумею узнать.

Глава 3. Доктор Гесселиус делает выписки из латинской книги

На другой день я отправился на Блэнк-Стрит.

Слуга, открывший дверь, сообщил, что мистер Дженнингс чрезвычайно занят с одним джентльменом, священником Кенлиса, его сельского прихода. Я сказал, что зайду в другой раз, и собирался уже уйти, как вдруг слуга извинился и, взглянув на меня более внимательно, чем пристало воспитанным людям, спросил, не имею ли я чести зваться доктором Гесселиусом. Узнав, что доктор Гесселиус — это я, он сказал:

— Позвольте, сударь, доложить о вас мистеру Дженнингсу; он желает видеть вас.

Вскоре слуга вернулся. Мистер Дженнингс просил пройти в малую гостиную, служившую его кабинетом, и пообещал со мной через несколько минут.

Кабинет этот скорее следовало бы назвать библиотекой. Потолки уходили на немыслимую высоту, два узких окна были занавешены роскошными темными шторами. Комната оказалась куда просторнее, чем я полагал, и все стены от пола до потолка были заняты книжными полками, так что окна оказывались как бы погруженными в глубокие ниши. Верхний ковер — а их лежало два или три — был турецким. Пушистый ворс приглушал шаги. Кабинет, очень уютный и даже роскошный, тем не менее, производил мрачноватое впечатление, усиливаемое глубокой, даже давящей тишиной. Возможно, конечно, мое суждение было немного предвзятым, так как в мозгу у меня успели вызреть определенные представление о мистере Дженнингсе. Я вошел в этот молчаливый дом, в совершенно тихую комнату, снедаемый дурными предчувствиями. Строгие ряды книг в темных переплетах, перемежаемые лишь двумя узкими зеркалами, как нельзя лучше соответствовали моему преставлению об этом человеке.

В ожидании мистера Дженнингса я принялся просматривать книги на полках. Вдруг на полу возле полок я заметил стопку аккуратно уложенных томов. Это оказалось полное издание «Аркана Целестиа» Сведенборга,^[1] роскошные фолианты в дорогих переплетах, пергаментными листами, золотыми виньетками и карминными обрезами — так в старину печатались серьезнейшие книги по теологии. В некоторых томах виднелись бумажные закладки. Я уложил по порядку на стол, открыл на тех страницах, где лежали закладки, и углубился в торжественную латинскую фразеологию, обращая особое внимание на карандашные пометки на полях. Вот некоторые из выделенных мистером Дженнингсом мест:

«Когда внутренний взор человека, суть его духовный взор, открыт, перед ним предстают картины иной жизни, невидимые телесным зрением…»

«Мне было дано увидеть внутренним взором картины жизни более четко, чем телесный взор видит картины реального мира. Следовательно, телесное зрение происходит от зрения внутреннего, а то, в свою очередь, — от еще более глубокого, и далее…»

«Каждого человека сопровождает не менее двух демонов…»

«Человек, обуреваемый злым гением, говорит быстро, но грубым и резким голосом. Встречаются среди них и такие, кто говорит медленно, с запинкой, выказывая рассеянность мысли…»

«Демоны, сопровождающие людей, происходят, несомненно, из ада, но, оказавшись в связи с человеком, находятся уже не в аду. Место, куда они попадают, находится посередине между небом и адом. Оно называется миром духов. Когда демон, сопровождающий человека, оказывается в этом мире, он не испытывает