берегах Новой Гвинеи звучит европейская речь. Гулко ухают топоры, вырубая просеки для плантаций. То там, то здесь взвиваются флаги — немецкие, голландские, французские.

Кокосы, драгоценное дерево, дешевая рабочая сила — обо всем этом уже начинают говорить в Европе.

Еще несколько лет, и этот солнечный берег будет заполнен хищниками — купцами, плантаторами. Маклай знал это и не мог с этим бороться, не мог защитить от насилия этих простых, доверчивых людей!

— Отчего ты не смеешься? — робко спрашивает Маклая Туй и кладет ему на колено свою сильную руку.— Ты опять хочешь уехать от нас? Оставайся! Мы все как братья тебе, и ты брат нам. Оставайся, Маклай! Оставайся, человек с луны!

Маклай поднимает голову. Нет, пока он жив, он не откажется от своих планов. Все, что можно сделать, будет сделано.

— Теперь я уеду ненадолго,— тихо говорит он.— Я вернусь, и вернусь навсегда. Я построю себе домик на островке Мегасперра и буду жить рядом с вами. Ты будешь рад, Туй?

— Я буду рад,— говорит Туй.— И мы все будем ждать тебя.

И в этот, в последний раз пироги папуасов провожали его далеко в море.

Снова били барабаны. Горели костры. Снова папуасы кричали вслед уходящему кораблю:

— Эме-ме, Маклай! Эме-ме!

Но Маклай не сдержал своего слова. Он больше не вернулся на Новую Гвинею. Ему помешала смерть.

***

Говорят, что хижина на сваях сохранялась многие годы.

Папуасы берегли жилище своего друга. Ни одна вещь не была унесена оттуда, ни один гвоздь не был выдернут из стен маленького домика.

И говорят, что долго приходили папуасы посидеть у этого высокого крыльца и долго еще там пелись песни о белом человеке, человеке с луны, брате папуасов из Горенду.

Его хижина стоит крепко,

Загляни в неё, молодой месяц.

Для людей Горенду он брат —

Твой сын, молодой месяц.