только в обед. Через равномерные промежутки времени он требовал от Блекбурна подтверждение, что собрался действительно весь персонал. За исключением секретарши, выполнявшей поручение за пределами здания, завхоза, мучившегося зубной болью, и Франка Коттера, который на протяжении уже двух часов «изучал опыт», коллектив явился в полном составе.

До четырех часов пополудни в Штекпуле рос страх, что если вдруг, в этот день, вор решил продемонстрировать свою честность, тогда весь план полетел к черту. Его нисколько не привлекала перспектива сидеть в засаде в течение долгого времени, он жаждал схватить свою жертву немедленно. И уже через четверть часа стало ясно, что плод созрел.

Позвонил Блекбурн.

— Мистер Штекпул? Я проверил коробку с образцами, что стояла возле бухгалтерии. Одной пары не хватает.

— Вы абсолютно уверены? — спросил Штекпул и вытащил изо рта сигару. — Вы тщательно все пересчитали?

— Несколько раз, сэр. Первоначально было двадцать четыре пары, теперь осталось только двадцать три.

Штекпул ударил кулаком по столу.

— Все сотрудники на месте?

— Да, сэр. Мистер Коттер вернулся полчаса назад, и теперь уже собрались абсолютно все.

— Через пять — десять минут все должны пройти в большой конференц-зал без всяких исключений. Я требую стопроцентной явки!

— Будет выполнено, сэр!

Штекпул с трудом сдерживал себя. Ни одна сделка, совершенная им прежде, и сколь значительную прибыль она бы не сулила, не волновала его до такой степени. К этому моменту он уже совершенно забыл роль Сэмпла в выработке этого плана и считал его принятие исключительно собственной заслугой.

Между тем, служащие с угрюмыми лицами начали стекаться в просторный зал, лишенный окон. Ведь обычно общие собрания проводились для того, чтобы дать всем нагоняй, произнести пустые пожелания по случаю окончания года ими дать скучный отчет о состоянии дел. Только из угла, где сидели секретарши, раздавались смешки, да еще на лице Франка Коттера, не спеша бредущего по залу в одной рубашке, блуждала злобная усмешка.

Штекпул прошел к председательскому месту за столом президиума.

— Прошу внимания, — сухо произнес он, и это сразу же прекратило все шорохи и покашливания. — Я позвал вас всех сюда для того, чтобы провести небольшой эксперимент. Хочу, чтобы все вы оставались на своих местах и только повернули руки. Вот так. — Он протянул вперед обе руки ладонями вверх.

Послышались возгласы удивления, явственно ощущалось легкое замешательство.

— Ну, чего вы еще ждете? Все дружно протянули руки.

— Выключите свет, мистер Блекбурн, — распорядился Штекпул. Блекбурн торопливо подбежал к выключателю и повернул его. Зал погрузился во тьму, и воцарилась тишина, лишь изредка прерываемая отдельными нервозными покашливаниями.

— Мистер Штекпул!

Это был голос Блекбурна. Штекпул посмотрел в его сторону, и его грудь тотчас же переполнило чувство триумфа, которое чуть было даже не расстегнуло пуговицы на рубашке. Ведь там, в другом конце зала, виднелась пара ярко светящихся рук.

— Свет! Включите свет! — в волнении вскричал Штекпул, после того как пробился сквозь толпу и схватил преступника за ладонь.

Фред Коттер уставился на него, непонимающе.

— Что случилось? Что я сделал?

— Так это все же оказались вы! — торжествующе произнес Штекпул. — Я знал, что буду прав. У меня не было сомнений! Вы думали, что вам удастся безнаказанно обкрадывать меня...

— О чем вы говорите?

— О чем? Мистер Коттер, вы не могли бы познакомить меня с содержимым вашего портфеля?

— Что?

— Нет, я не думаю, что вы действовали настолько глупо. Наверное, вы каким-то образом уже избавились от похищенных перчаток — или еще нет? Полагаю, вы не зря ходили «изучать опыт». — Он повернулся к своему управляющему. — Блекбурн, я хочу, чтобы вы еще сегодня рассчитали мистера Коттера. С этого момента он уволен.

— Вы вышвыриваете меня вон? — Коттер умоляюще посмотрел на своих коллег, но те боялись открыто выражать ему свое сочувствие. — Но из-за чего?

— Вы обокрали меня! Обокрали фирму! Будете это отрицать?

Коттер покраснел.

— Ну да, я взял несколько пар перчаток. Но я никак не думал...

— Да бросьте вы. Никто не может взять у меня что-либо без разрешения. Глупо говорить, мистер Коттер, что вы этого не знали. Сегодня вечером вы должны освободить свой письменный стол. Завтра утром я вас в конторе уже сидеть не хочу.

Штекпул развернулся и сурово посмотрел на остальных сотрудников. Напряжение понемногу стало спадать.

— Доброго вечера всем, — пожелал он на прощанье.

Остаток вечера Штекпул провел и своем кабинета, заканчивая работу, которую не успел сделать в течение дня. Ужинать дома было уже поздно. И он решил пойти в свой клуб, чтобы сполна насладиться одиночеством. Когда он вернулся домой, было уже за полночь, и его жена готовилась ко сну.

— Ты так долго работал сегодня, мой дорогой, — заметила она, надевая ночную рубашку. — Как прошел твой эксперимент?

— Прекрасно, — захихикал Штекпул. — И знаешь, кто оказался вором? Этот шалопай Фред Коттер!

— Коттер? Это твой помощник?

— Именно он; ты ведь познакомилась с ним недавно на приеме по случаю Рождества! Такой парень, с вечной ухмылкой на физиономии. Но сегодня я стер улыбку с его лица. Я показал ему, что бывает с тем, кто наносят мне урон!

С довольной усмешкой он плюхнулся на кровать и выключил ночник. А когда он повернулся на другой бок, то увидел светящийся отпечаток руки на обнаженном плече своей дорогой супруги.

Маргарет Миллар

ЧУДО МАК-КОВНЕЯ

В общем-то, я нашел его совершенно случайно. Он поджидал трамвай на Пауэлл-стрит, почтенного вида человек лет шестидесяти, в черном пальто и серой фетровой шляпе. Скрестив руки на груди как священник, благословляющий орду язычников, он выглядел очень спокойным и даже отрешенным от остальной толпы. Но я знал, что этот человек не священник.

Пелена тумана окутала Сан-Франциско, она приглушала стук колес и делала тусклыми огни трамваев.

Я подошел к Мак-Ковнею и произнес:

— Добрый вечер. Казалось, он не узнал меня.

— Добрый вечер, сэр! — ответил он с легкой улыбкой. — Весьма любезно с вашей стороны столь дружески приветствовать незнакомого человека.

На какое-то мгновение мне подумалось, что я ошибся. Каждому ведь доводилось слышать о людях, похожих друг на друга как две капли воды. К тому же я не видел Мак-Ковнея с начала июля. Но одну из своих главных отличительных черт Мак-Ковней все-таки изменить не смог: его голос звучал все с тем же гортанным пафосом, свойственным обычно устроителям похорон.

Он слегка