сладострастным и ранимым певцом неразделенной любви; эти стихи пронизаны легкой эротикой, слегка закамуфлированной туманными аллюзиями.

Любовь к Марей прервалась осенью, когда Анжелика Костровицкая, в очередной раз стесненная в средствах, повелела братьям тайком ускользнуть из пансионата, не расплатившись с хозяином. Братья бегут из Ставло — и побег надолго останется в памяти Гийома, как и последовавшее за тем судебное разбирательство, впрочем, ничем не кончившееся. Эта история, подобная многим, в которых чувствовалась рука властной и взбалмошной Анжелики, позволила позднее композитору Франсису Пуленку, хорошо знавшему поэта, произнести сакраментальную фразу: «Аполлинер провел свои первые пятнадцать лет у фривольных юбок деспотичной мамаши». На самом деле «пятнадцать лет» растянулись на всю жизнь Аполлинера: Анжелика Костровицкая умерла спустя четыре месяца после кончины ее старшего сына; с годами ее ревность и капризы приобретали все более гротесковый характер.

Достаточно двусмысленное и анекдотичное пребывание юного Аполлинера в Ставло не помешало впоследствии его поклонникам именно здесь, в бельгийских Арденнах, открыть ему первый памятник (23 июня 1935 года), а в 1954 году — единственный по сей день музей Аполлинера. Учитывая историческую перспективу, это справедливо: фольклор Арденн питал Аполлинера, как позже его собственная поэзия стала питать арденнских поэтов; и в стихах его, и в прозе постоянно слышатся отголоски этого яркого юношеского впечатления. Можно повторить вслед за исследователями творчества Аполлинера — Арденны во многом сформировали поэтический климат в его творчестве.

6

Давно замечено, что притягательная парадоксальность юности заключена в ее счетах со временем. Прошло несколько месяцев, а у Аполлинера — уже пытающегося сотрудничать в литературных журналах — очередное увлечение: шестнадцатилетняя Линда Молина да Сильва, младшая сестра его нового друга Фердинанда.

Темноволосой Линде, томной и тихой красавице, немного шепелявой, что, очевидно, придает удивительное очарование ее голосу, Аполлинер посвящает особый цикл лирических стихов — особый, во-первых, потому, что каждое стихотворение написано на обороте почтовой открытки, и открытки эти с апреля по июнь регулярно посылались на юг, где все семейство Молина да Сильва проводило весну и лето 1901 года; особый и потому, что все эти «любовные диктовки» — не что иное, как проба сил молодого Аполлинера. Будущий реформатор стиха, одержимый поисками новой гармонии, обязан был пройти школу и понять, что он может быть профессионалом, что ему доступна любая, даже самая изощренная поэтическая форма. Так возникают мадригал и акростих, «хвостатый сонет» и триолет, терцины и элегия.

Но Линда не хочет — или еще не умеет — ответить на это чувство. В письме к одному из общих приятелей она постоянно так и повторяет: «Это чувство». «Неужели он испытывает ко мне это чувство?», «Я не могу разделить это чувство», «Я думаю, он очень горд и много страдает, видя, что я не могу ему ответить на это чувство…».

Линда, как и Марей, сохранила все любовные послания молодого поэта и впоследствии передала их издателю и другу своего незабытого поклонника Жану Руайеру, который опубликовал их в 1925 году среди прочих стихов Аполлинера в его посмертной книге «Что есть».

7

На «это чувство» Аполлинера мало кто мог ответить. Не смогла это сделать и очаровательная англичанка Анни Плейден — его первая по-настоящему большая и по-настоящему трагическая любовь. Во всяком случае, безответное чувство сделало Аполлинера выдающимся лирическим поэтом.

Он познакомился с ней в Германии, в доме графини Элеоноры Мильгау, куда был приглашен учителем французского языка к малолетней дочери графини Габриэль и где Анни служила гувернанткой. Впоследствии два этих имени — Элеонора (Элинор), Габриэль — станут сквозными в его прозе, всякий раз неся на себе отпечаток сопутствующих им лирических воспоминаний.

О бурном романе — на берегах Рейна, Сены и Темзы, о побеге Анни Плейден в Америку от жарких домогательств не очень ей понятного и пугающего страстью и эрудицией поэта — уже написаны сотни страниц; но куда важнее написанное самим Аполлинером, и прежде всего «Рейнские стихи» — и те, что вошли в его книгу «Алкоголи», и те, что он по разным причинам в нее не включил. Сама по себе достаточно горькая и чуть ли не детективная история этой несчастной любви превращается в стихах из события личной жизни в явление поэтической культуры. Обширный круг исторических, фольклорных, литературных, живописных и просто бытовых ассоциаций растворяет любовь в жизни, придавая последней неповторимые колорит, глубину и напряженность. В это время круг тем и мотивов, связанных с Германией и немецким искусством, входит в творчество Аполлинера — как за два десятилетия до того это случилось при схожих обстоятельствах с другим французским поэтом — Жюлем Лафоргом.

Аполлинер хотел поначалу объединить все стихи этого цикла в небольшой книге «Ветер Рейна». Замысел не осуществился: самую значительную часть поэт поместил в «Алкоголи», отдельный цикл много позже был опубликован в «Меланхолическом страже», другие стихи, связанные с Германией, так и остались разбросанными по журналам и вошли в другие посмертные издания. Сегодня мы можем лишь слегка реконструировать этот замысел, помня о том, что чувством к Анни Плейден пронизаны многие строки в самых разных стихах первого десятилетия аполлинеровского творчества, да и большинство новелл того периода.

8

Это десятилетие, совпавшее с началом нового века, оказалось и началом новой эпохи во французской и мировой культуре. Все было новым: живопись шагнула от импрессионистов до кубистов, музыка — от Оффенбаха до Сати; поэзия, поднявшаяся до суггестивных высот символизма, вспомнила Рембо и «проклятых» поэтов и попыталась сочетать их иронию и усложненную семантику с последними открытиями живописи; театр был готов к встрече с русским балетом; в журналистике царил дух острой конкуренции, открывались многочисленные журналы, и толпы соискателей жаждали стать обладателями множества литературных премий и призов. На смену салонам, которые были центром художественной и артистической жизни Парижа конца века (Аполлинер еще застал один из последних — салон принцессы Матильды, просуществовавший до 1903 года), пришли литературные редакции с их духом свободолюбия и мужской солидарности. Во французском обществе создавался своеобразный, ни на что прежнее не похожий интеллектуальный климат. Это было время первых прорывов в поэтическое будущее