течение последующих пяти лет родители осознали, что я не могу больше оставаться с ними. В школе я стал бунтарем. Я затевал драки, особенно с младшими ребятами, а однажды ударил маленькую девочку камнем по голове. Она кричала и плакала, а я с неизъяснимым удовольствием смотрел, как кровь сочилась по ее волосам.
Вечером отец бил меня по лицу, пока изо рта у меня не побежала кровь. «Кровь за кровь!» - кричал он.
Я купил себе ружье и мог теперь убивать птиц. Но мне было недостаточно просто убивать. Я уродовал их тела. Мои братья стали избегать меня из-за моей жажды крови.
В 8-м классе я подрался со своим учителем. Это был высокий, тощий негр, любивший посвистывать в присутствии женщин. Однажды при всем классе я назвал его негритосом. В классе сразу стало тихо, в воздухе почувствовалась напряженность.
Учитель прошел через весь класс к моей парте и произнес:
- А знаешь, кто ты, парень? Ты - бездарь.
Я отбрил его:
- Извини, негритос. Но я не считаю себя бездарем.
Не успев и моргнуть, я получил страшный удар по губам.
Кровь наполнила рот, потекла по подбородку.
И тут я обезумел, стал наносить удары обеими кулаками. Он был взрослый человек, а я весил менее 60 килограммов, но был исполнен ненависти. Тогда он уперся мне в лоб рукой и так держал меня, пока я впустую молотил воздух.
Осознав безнадежность ситуации, я отступил.
- Сейчас ты получишь, негр! - кричал я, выбегая из класса. - Я иду в полицию. Подожди, мы еще посмотрим!
Он побежал за мной: «Постой! Извини». Но не догнал.
Я не пошел в полицию. Я прибежал к отцу и сказал, что учитель хотел убить меня. Отец, взбешенный, зашел в дом и вернулся с огромным пистолетом на поясе.
- Пойдем, малыш! Я сам убью этого подлеца.
Мне было трудно поспевать за отцом, я почти бежал за ним. Сердце мое забилось от радости, когда я представил себе ужасную сцену мести.
Но учителя в классе не оказалось.
- Погоди, мальчик, - сказал отец. - Я поговорю с директором и разберусь во всем.
Я поник, но стал ждать.
Отец пробыл в директорском кабинете долго. Выйдя, он быстро подошел ко мне и крепко взял за руку:
- Пойдем-ка домой. Ты должен мне кое-что объяснить.
Мы снова прошли через всю деревушку по тропинке к нашему дому. Отец, держа за руку, тащил меня за собой.
- Ты грязный лжец, - сказал он мне возле дома. Он уже поднял руку, чтобы ударить меня, но я увернулся и сбежал вниз. - Беги, малыш, беги! Ты еще придешь домой! И я высеку тебя!
Я пришел домой. Но только спустя три дня. Полиция задержала меня по дороге к горам. Я умолял их отпустить меня, но они вернули меня домой. И отец сдержал свое слово.
Я знал, что убегу опять. И еще раз убегу. И буду убегать, пока не окажусь достаточно далеко. В течение следующих двух лет я убегал раз пять. И каждый раз полиция находила и возвращала меня. В конце концов отец и мать написали моему брату, Фрэнку, чтобы тот взял меня к себе. Фрэнк согласился.
В то утро, когда я уезжал, мать прижала меня к себе. Я увидел слезы в ее глазах. Она пыталась что-то сказать, но не смогла.
У меня же не было к ней никаких чувств. Подхватив тощий чемоданчик, я молча повернулся и пошел к старому пикапу, в котором меня ожидал отец. Я ни разу не оглянулся.
До Сан-Хуана было 45 минут езды. Отец дал мне билет и вложил в руку чек на 10 долларов.
- Позвони Фрэнку, как только доберешься, - сказал он. -Пилот позаботится о тебе до его приезда.
Он постоял некоторое время, глядя на меня. Его густые седые волосы развевались на ветру. Наверное, я казался маленьким и жалким, со своим чемоданчиком в руке. Губы его дрогнули, когда он протянул руку и пожал мою. Затем он внезапно стиснул мое худое тело в объятиях, и я впервые услышал его рыдания:
- Сын мой... - Отпустив меня, он сказал: - Будь хорошим парнем, птаха.
Я повернулся, побежал вверх по трапу огромного самолета и занял место возле окна.
Внизу я видел одинокую фигуру отца, который стоял у ограды. Он поднял было руку, чтобы помахать мне на прощание, но передумал и быстро пошел к старенькому пикапу.
Как он назвал меня? «Птаха»? Я вспомнил тот момент, когда отец, сидя на ступеньках дома, назвал меня так впервые.
Он курил трубку и рассказывал мне легенду о птице, у которой не было лапок, так что она вынуждена была все время проводить в полете.
- Это ты, Никки. Как та птица, ты все время в полете. Ты не знаешь покоя.
Он покачал головой и посмотрел в небо, пуская дым.
- Эта птичка маленькая и легкая. Она не тяжелее пера, и спит она на волнах воздуха. И все время убегает. Спасается от хищников: орлов, сов, ястребов. Она прячется от них, поднимаясь все выше. Ее крылья прозрачны, как воды лагуны. Пока она парит на высоте, она невидима. Поэтому она никогда не отдыхает.
- Папа опять пустил кольцо синего дыма.
- А как же она ест? - спросил я.
- Она ест на лету, - ответил он. Говорил он так медленно, как будто видел эту птицу. - Она ловит бабочек. У нее нет ног
- поэтому она все время в полете.
Я был потрясен этой историей.
- А как же в пасмурную погоду? - спросил я. - Что, если солнце не светит? Как ей спрятаться тогда?
- В пасмурную погоду, Никки, она летает так высоко, что никто не видит ее. Лишь однажды она коснется земли - чтобы умереть. Тогда ее полет закончится - никогда уже она не взлетит снова.
Отец потрепал меня по голове и вытолкнул ласково во двор:
- Ну, теперь иди, птаха. Бегай и летай.
Я выскользнул во двор, хлопая руками, как крыльями. Но по какому-то недоразумению я никак не мог разогнаться так, чтобы взлететь...
Моторы самолета взревели, выпустили черный дым, и машина оторвалась от земли. Я начал свой путь...
Автобус подъехал к остановке. Яркие огни и разноцветные знаки сверкнули и погасли в холодной темноте. Человек, сидевший через проход, поднялся. Я последовал за ним к выходу. Дверь с шипением закрылась за мной, и я остался один среди 8 миллионов чужих людей.
Я зачерпнул ладонью грязный снег и сковырнул с него корку. Внутри он оказался чистым и белым. Я хотел было положить его в рот, но вдруг увидел, что он снова покрывается грязными пятнами. Да здесь сам воздух насыщен грязью.
Я бросил снег. Наплевать! Главное, что я свободен.
В эту ночь я спал в поезде метро, свернувшись калачиком на одном из сидений. Два дня я бродил по городу. Нашел старое пальто, брошенное кем-то в парке. Рукава его были мне длинны, а подкладка оторвана, не хватало также пуговиц и карманов, но оно меня согревало.
Возбуждение мое улеглось; я был голоден и очень мерз. Дважды я пытался обратиться к кому-либо с просьбой о помощи. Первый прохожий просто прошел мимо, будто меня и не было. Второй оттолкнул меня:
- Проваливай, мразь. Не прикасайся ко мне