у вас враги, мадам? — мягко спросил Пуаро.
Она удивленно подняла на него глаза.
— Враги? Не думаю.
— А по-моему, есть… — задумчиво произнес Пуаро. — Хватит ли у вас храбрости, мадам? Против вашего мужа, да и против вас, ведется настоящая война. Вы должны быть готовы к обороне.
— Речь не обо мне, — воскликнула миссис Ферриер. — Главное — это Эдвард!
— Все взаимосвязано, — сказал Пуаро. — Не забывайте, мадам, вы — как жена Цезаря[7].
Краска отхлынула от ее щек. Наклонившись вперед, Дагмар Ферриер сказала:
— Что, собственно, вы имеете в виду?
3
Перси Перри, издатель «Рентгеновского луча», маленький человечек с острыми чертами лица, сидел за столом и курил. — Ох и подложим же мы им свинью, — промурлыкал он масленым голосом, — я не я буду. Ох, что тут начнется! — Вы не боитесь? — с тревогой спросил его заместитель, тощий молодой человек в очках. — Чего, демонстрации силы? Куда им. Кишка тонка. Впрочем, это им не поможет. Все документы раскиданы по разным местам — и здесь, и в Америке, и на материке. — Да, здорово они влипли, — не отступал заместитель. — Но ведь что-то они должны попытаться предпринять? — Пришлют кого-нибудь поговорить по-хорошему… Раздался звонок. Перри снял трубку. — Кто, говорите? Ладно, давайте его сюда. Положив трубку, он ухмыльнулся. — Они наняли этого бельгийского фата. Сейчас он будет здесь. Попробует выяснить, нельзя ли все уладить полюбовно. Вошел парадно одетый Эркюль Пуаро с белой камелией в петлице. — Рад вас видеть, мосье Пуаро. На скачки в Аскот, в королевскую ложу? — съязвил Перри. — Нет? Значит, я ошибся. — Польщен произведенным на вас впечатлением, — парировал Пуаро. — Всегда следует хорошо выглядеть, особенно, — тут он окинул взглядом острую мордочку и непрезентабельный костюм Перри, — если не слишком щедро одарен природой. — Насчет чего вы хотели со мной поговорить? — спросил разом поскучневший Перри. Пуаро одарил его сияющей улыбкой: — Насчет шантажа. — Какого еще шантажа? — До меня тут дошло — слухом земля полнится, — что бывали случаи, когда вы собирались опубликовать в вашей газетенке дискредитирующие некоторых лиц сведения. Но вскоре ваш банковский счет пополнялся кругленькой суммой, и сведения оставались неопубликованными. Чрезвычайно довольный собой, Пуаро откинулся на спинку стула. — Вы отдаете себе отчет в том, что ваше заявление попахивает клеветой? — Уверен, что это не так, — усмехнулся Пуаро. — А зря! Нет никаких доказательств того, что я кого-то когда-нибудь шантажировал. — В этом я нисколько не сомневаюсь. Вы меня не поняли. Я вам вовсе не угрожаю, я просто хочу спросить: сколько? — Не понимаю, о чем вы, — насторожился Перри. — О деле государственной важности, мистер Перри. Собеседники обменялись многозначительными взглядами. — Я реформатор, мосье Пуаро, — заявил Перри. — Пора произвести чистку в политике. Я противник коррупции. Вы знаете, в каком состоянии пребывает наша политика? Ни дать ни взять Авгиевы конюшни. — Tiens![8] — удивился Пуаро. — И вы о том же! — И мы должны, — продолжал редактор, — промыть эти конюшни очистительным потоком общественного мнения. — Что ж, — поднялся со стула Пуаро, — рукоплещу вашим гражданским чувствам. Жаль, что вы не нуждаетесь в деньгах, — добавил он с порога. — Эй, погодите, — заторопился Перси Перри, — я же не сказал… Но Пуаро в кабинете уже не было. Он терпеть не мог шантажистов, поэтому с чистым сердцем предпринял кое-какие шаги.4
Эверитт Дэшвуд, жизнерадостный молодой человек из редакции «Бранч», радостно хлопнул Пуаро по плечу. — Грязь бывает разная, дружище. Моя грязь — чистая правда, никаких натяжек. — Я и не утверждал, что вы с Перри — два сапога пара. — Чертов кровопийца. Только позорит нас, честных борзописцев. Мы бы с радостью с ним разделались, если бы могли. — Понимаете, я сейчас занимаюсь улаживанием одного политического скандала. — Чистите Авгиевы конюшни? — рассмеялся Дэшвуд. — Боюсь, это вам не по силам, дружище. Единственный выход — запрудить Темзу и снести здание парламента. — Экий вы циник, — покачал головой Пуаро. — Я знаю, что почем, только и всего. — Думаю, вы именно тот, кто мне нужен, — решился Пуаро. — Вы человек рисковый и надежный, любите приключения. — И что же дальше? — Есть у меня одна идейка… Если я прав, мы раскроем небывалый заговор, а ваша газета заполучит сенсацию. — Идет, — воодушевился Дэшвуд. — Речь идет об оскорбительных выпадах в адрес одной женщины. — Отлично. Интимные отношения — самый ходовой товар. — Тогда слушайте.5
Разговоры не смолкали. В «Гусе и перьях» в Литл Уимплингтоне яростно спорили: — Вранье! Джон Хэмметт всегда был честным малым, не то что прочие политиканы. — Так обо всех жуликах говорят, пока за руку не поймают. — Говорят, он на этой палестинской нефти тысячи огреб. Хорошенькое дельце провернул! — Все они одним миром мазаны. Все до единого проходимцы. — Эверхард такого бы не сделал. Старая закалка, что ни говорите. — А я все равно не верю. Газетам верить нельзя. — Его дочка — жена Ферриера. Хочешь знать, что о ней пишут? Все уставились в захватанный экземпляр «Рентгеновского луча»:«Жена Цезаря? До нас дошел слух о том, что одну высокопоставленную даму на днях видели при весьма странных обстоятельствах, да еще и с альфонсом[9]. Ах, Дагмар, Дагмар, как вам не стыдно!»— Не, миссис Ферриер не из таких, — послышался крестьянский говорок. — Альфонс — это же итальяшка какой-нибудь. — Кто их знает, — возразил другой. — По мне, так бабы на все способны.