помахала мне рукой, я ответил тем же и уселся в кресло-качалку. Так мы и сидели друг против друга, обмениваясь взглядами через изгородь.
— Зачем ты полез ко мне в стол? — Не знаю. Был там, вот и все. — Я не имею ничего против. Мне просто интересно. — Ты умер, и тебя больше ничего не должно волновать. У мертвых нет ничего своего. — Я не умер. Мне казалось, ты начинаешь это понимать. — Все это дерьмо. Мертвец есть мертвец. — Мертвец? Неправда. Ты ведь жив. — Да, но ты-то умер. — Почему ты переключил телевизор на «Звездную гонку»? Тебе стало страшно на меня смотреть? — «Звездная гонка» лучше. — А почему ты тут сидишь? Я думал, ты уйдешь. — Я еще не решил. — Так решишь. — Почему ты так уверен? — Видишь вон ту девушку? Я с ней еще не закончил. — Я вижу, ты не изменился. — А зачем? Ты ведь жив.
Банка была пуста. Поднявшись с кресла, я бросил ее в пластиковый пакет для мусора, лежавший рядом с кухонной дверью, и вернулся в дом. Энн продолжала сидеть в кресле и смотрела на меня сквозь сигаретный дым, клубившийся вокруг ее лица. Казалось, она окаменела. Потом она кивнула, медленно встала и скрылась за стеклянной дверью. Щелкнула задвижка. Этот звук как бы повис в воздухе, и я перестал слышать его только когда закрыл за собой дверь. Поднявшись к себе, я бросился на кровать и почти сразу заснул. Меня разбудил шум голосов, доносившийся снизу. Я открыл глаза и посмотрел в потолок, прислушиваясь к разговору. Все это мне было уже знакомо и странным образом успокаивало. Моя комната находилась над кабинетом отца, поэтому я часто засыпал под эти приглушенные звуки. Несмотря на знакомую ситуацию, чего-то не хватало. Я быстро понял, чего именно — голоса отца. Раньше мне как-то удавалось выделять его из общей массы звуков. Встав с постели, я спустился вниз, открыл дверь кабинета и заглянул внутрь. В комнате сразу стало тихо. За письменным столом сидел Ди-Джей. Мозес стоял за его спиной, как раньше стоял за спиной отца. Справа от Ди-Джея был Джек, а напротив них, спиной ко мне, сидели еще трое. Они обернулись и молча посмотрели на меня. Я их не знал. — Это мой брат, Джонатан, — произнес Ди-Джей. Мне показалось, что он скорее хотел объяснить, кто я, нежели представить меня. Незнакомцы кивнули, не сводя с меня глаз. — Я не знал, что ты дома. — Я только что пришел, — ответил я, стоя в дверях. — А мать где? — Врач дал ей лекарство и велел полежать в постели. У нее сегодня был тяжелый день. Мы зашли, — продолжал Ди-Джей, — чтобы кое-что уточнить до моего возвращения. В восемь я улетаю, а завтра утром будет заседание Национального комитета. — Улаживаете дела? — Я шагнул в комнату. — Что ты имеешь в виду? — Делите наследство. — Я подошел к столу, на котором были разбросаны бумаги из ящиков. Револьвера не было. Интересно, нашли они его или нет? — Мы не прекращаем работу потому, что… — начал объяснять Дэн. Я прервал его: — Король умер — да здравствует король! Ди-Джей покраснел. Тогда заговорил Мозес. — Джонатан, — мягко сказал он. — У нас действительно очень много работы. В его глазах читалось странное напряжение, даже неуверенность, чего я раньше в нем никогда не замечал. Я перевел глаза на остальных и вдруг понял, почему они так нервничают. Фундамент дома развалился, они боялись, что здание может рухнуть в любой момент. Мне стало жалко их. Отец не мог больше ничего сделать, поэтому они должны были действовать на свой страх и риск. — Не стану вам мешать. Все будет хорошо. Желаю удачи, — и я протянул брату руку. Он посмотрел сначала на нее, потом на меня. Затем пожал мне руку, и на его глазах показались слезы. — Спасибо, Джонатан, — сказал он хрипло и, прищурившись, повторил — Спасибо. — Ты справишься, — сказал я. — Надеюсь, — ответил Ди-Джей. — Но это будет нелегко. Все уже не так, как прежде. — Все меняется. — Я вышел, закрыл за собой дверь и на мгновение прильнул к ней ухом, пытаясь услышать голос отца. Напрасно. Ди-Джей любил его. Я нет. Почему? Почему наше отношение к отцу было таким разным? Мы же оба его сыновья! Что разглядел в отце Ди-Джей, чего не сумел разглядеть я? Я вышел в коридор и направился в кухню. Мэми уже возилась со своими кастрюлями и сковородками, тихо разговаривая сама с собой. — Во сколько будем ужинать? — Не знаю, — ответила она. — Я вообще не понимаю, что происходит в этом доме. Твой брат отказался от ужина, а твоя мать заперлась у себя в комнате и рыдает. — Я думал, врач дал ей снотворное. — Может, и так, но я точно знаю, что оно не подействовало. — Мэми достала из кастрюли дымящийся половник и поднесла мне ко рту. — На, попробуй, но сначала подуй. Это была неплохо приготовленная тушеная говядина. — Добавь соли, — сказал я. — Этого следовало ожидать, — засмеялась она. — Ты прямо как твой отец. Он тоже всегда так говорил. — Он тебе нравится? Мэми положила половник в мойку и повернулась ко мне. — Самый глупый вопрос, который мне когда-либо задавали, Джонатан. — Я восхищалась твоим отцом. Он был самым великим человеком всех времен и народов. — Почему ты так говоришь? — Потому, что это правда, вот почему. Спроси кого хочешь из прислуги, и все тебе скажут то же самое. Он начал видеть в черномазых людей задолго до того, как их стали называть черными. — Она повернулась к плите и, сняв с одной из кастрюль крышку, заглянула внутрь. — Значит, добавить соли? — Да, — я вышел из кухни и, поднявшись наверх, остановился перед дверь, спальни матери. Мэми ошибалась. В комнате было тихо.
Я ужинал в одиночестве, когда на пороге кухни появился Джек Хейни. — Выпью с тобой чашечку кофе, — сказал он, придвигая стул. — Хочешь тушеного мяса? Здесь его на целую армию хватит. — Нет, спасибо, — ответил он, наблюдая, как Мэми ставит перед ним чашку кофе. — Мы спешим на самолет. — Вы летите в Вашингтон? Джек кивнул. — Дэн хочет, чтобы я вместе с ним присутствовал на заседании Исполнительного комитета. Могут возникнуть некоторые юридические вопросы. Не Ди-Джей и даже не Дэниэл Младший, а именно Дэн. С каких это пор? — Какие-то трудности? — спросил я. — Вряд ли. Твой отец очень хорошо все устроил. — Почему же Ди-Джей так нервничает? — Очень много стариков, они могут не захотеть, чтобы ими командовал молодой человек. — Почему не захотят? Им же это заранее было известно. — Да. Но пока твой отец был жив, они боялись открыто выступить против него. Сейчас все изменилось. Они не понимают, что впервые приходит человек,
— Зачем ты полез ко мне в стол? — Не знаю. Был там, вот и все. — Я не имею ничего против. Мне просто интересно. — Ты умер, и тебя больше ничего не должно волновать. У мертвых нет ничего своего. — Я не умер. Мне казалось, ты начинаешь это понимать. — Все это дерьмо. Мертвец есть мертвец. — Мертвец? Неправда. Ты ведь жив. — Да, но ты-то умер. — Почему ты переключил телевизор на «Звездную гонку»? Тебе стало страшно на меня смотреть? — «Звездная гонка» лучше. — А почему ты тут сидишь? Я думал, ты уйдешь. — Я еще не решил. — Так решишь. — Почему ты так уверен? — Видишь вон ту девушку? Я с ней еще не закончил. — Я вижу, ты не изменился. — А зачем? Ты ведь жив.
Банка была пуста. Поднявшись с кресла, я бросил ее в пластиковый пакет для мусора, лежавший рядом с кухонной дверью, и вернулся в дом. Энн продолжала сидеть в кресле и смотрела на меня сквозь сигаретный дым, клубившийся вокруг ее лица. Казалось, она окаменела. Потом она кивнула, медленно встала и скрылась за стеклянной дверью. Щелкнула задвижка. Этот звук как бы повис в воздухе, и я перестал слышать его только когда закрыл за собой дверь. Поднявшись к себе, я бросился на кровать и почти сразу заснул. Меня разбудил шум голосов, доносившийся снизу. Я открыл глаза и посмотрел в потолок, прислушиваясь к разговору. Все это мне было уже знакомо и странным образом успокаивало. Моя комната находилась над кабинетом отца, поэтому я часто засыпал под эти приглушенные звуки. Несмотря на знакомую ситуацию, чего-то не хватало. Я быстро понял, чего именно — голоса отца. Раньше мне как-то удавалось выделять его из общей массы звуков. Встав с постели, я спустился вниз, открыл дверь кабинета и заглянул внутрь. В комнате сразу стало тихо. За письменным столом сидел Ди-Джей. Мозес стоял за его спиной, как раньше стоял за спиной отца. Справа от Ди-Джея был Джек, а напротив них, спиной ко мне, сидели еще трое. Они обернулись и молча посмотрели на меня. Я их не знал. — Это мой брат, Джонатан, — произнес Ди-Джей. Мне показалось, что он скорее хотел объяснить, кто я, нежели представить меня. Незнакомцы кивнули, не сводя с меня глаз. — Я не знал, что ты дома. — Я только что пришел, — ответил я, стоя в дверях. — А мать где? — Врач дал ей лекарство и велел полежать в постели. У нее сегодня был тяжелый день. Мы зашли, — продолжал Ди-Джей, — чтобы кое-что уточнить до моего возвращения. В восемь я улетаю, а завтра утром будет заседание Национального комитета. — Улаживаете дела? — Я шагнул в комнату. — Что ты имеешь в виду? — Делите наследство. — Я подошел к столу, на котором были разбросаны бумаги из ящиков. Револьвера не было. Интересно, нашли они его или нет? — Мы не прекращаем работу потому, что… — начал объяснять Дэн. Я прервал его: — Король умер — да здравствует король! Ди-Джей покраснел. Тогда заговорил Мозес. — Джонатан, — мягко сказал он. — У нас действительно очень много работы. В его глазах читалось странное напряжение, даже неуверенность, чего я раньше в нем никогда не замечал. Я перевел глаза на остальных и вдруг понял, почему они так нервничают. Фундамент дома развалился, они боялись, что здание может рухнуть в любой момент. Мне стало жалко их. Отец не мог больше ничего сделать, поэтому они должны были действовать на свой страх и риск. — Не стану вам мешать. Все будет хорошо. Желаю удачи, — и я протянул брату руку. Он посмотрел сначала на нее, потом на меня. Затем пожал мне руку, и на его глазах показались слезы. — Спасибо, Джонатан, — сказал он хрипло и, прищурившись, повторил — Спасибо. — Ты справишься, — сказал я. — Надеюсь, — ответил Ди-Джей. — Но это будет нелегко. Все уже не так, как прежде. — Все меняется. — Я вышел, закрыл за собой дверь и на мгновение прильнул к ней ухом, пытаясь услышать голос отца. Напрасно. Ди-Джей любил его. Я нет. Почему? Почему наше отношение к отцу было таким разным? Мы же оба его сыновья! Что разглядел в отце Ди-Джей, чего не сумел разглядеть я? Я вышел в коридор и направился в кухню. Мэми уже возилась со своими кастрюлями и сковородками, тихо разговаривая сама с собой. — Во сколько будем ужинать? — Не знаю, — ответила она. — Я вообще не понимаю, что происходит в этом доме. Твой брат отказался от ужина, а твоя мать заперлась у себя в комнате и рыдает. — Я думал, врач дал ей снотворное. — Может, и так, но я точно знаю, что оно не подействовало. — Мэми достала из кастрюли дымящийся половник и поднесла мне ко рту. — На, попробуй, но сначала подуй. Это была неплохо приготовленная тушеная говядина. — Добавь соли, — сказал я. — Этого следовало ожидать, — засмеялась она. — Ты прямо как твой отец. Он тоже всегда так говорил. — Он тебе нравится? Мэми положила половник в мойку и повернулась ко мне. — Самый глупый вопрос, который мне когда-либо задавали, Джонатан. — Я восхищалась твоим отцом. Он был самым великим человеком всех времен и народов. — Почему ты так говоришь? — Потому, что это правда, вот почему. Спроси кого хочешь из прислуги, и все тебе скажут то же самое. Он начал видеть в черномазых людей задолго до того, как их стали называть черными. — Она повернулась к плите и, сняв с одной из кастрюль крышку, заглянула внутрь. — Значит, добавить соли? — Да, — я вышел из кухни и, поднявшись наверх, остановился перед дверь, спальни матери. Мэми ошибалась. В комнате было тихо.
Я ужинал в одиночестве, когда на пороге кухни появился Джек Хейни. — Выпью с тобой чашечку кофе, — сказал он, придвигая стул. — Хочешь тушеного мяса? Здесь его на целую армию хватит. — Нет, спасибо, — ответил он, наблюдая, как Мэми ставит перед ним чашку кофе. — Мы спешим на самолет. — Вы летите в Вашингтон? Джек кивнул. — Дэн хочет, чтобы я вместе с ним присутствовал на заседании Исполнительного комитета. Могут возникнуть некоторые юридические вопросы. Не Ди-Джей и даже не Дэниэл Младший, а именно Дэн. С каких это пор? — Какие-то трудности? — спросил я. — Вряд ли. Твой отец очень хорошо все устроил. — Почему же Ди-Джей так нервничает? — Очень много стариков, они могут не захотеть, чтобы ими командовал молодой человек. — Почему не захотят? Им же это заранее было известно. — Да. Но пока твой отец был жив, они боялись открыто выступить против него. Сейчас все изменилось. Они не понимают, что впервые приходит человек,