возможным, и раньше ожидаемого они пришли на восток в Глэсисвеллир и поставили свой корабль у одного дикого леса. Смид наложил на их корабль «шлем невидимости»11.
Херрауд и Боси высадились на берег. Они пришли к маленькому и скромному хутору. Там жили старик со старухой. У них была красивая и воспитанная дочь. Бонд предложил им ночлег; они согласились. Там был хороший дом.
Их приняли радушно, накрыли стол и подали пиво. Бонд был молчалив и нелюбопытен, а его дочь была очень приветлива и наливала гостям. Боси был очень весел и слегка заигрывал с ней; она отвечала ему тем же.
Вечером их уложили спать, а как только свет погасили, Боси Ущерб пошёл туда, где лежала дочь бонда, и приподнял её покрывало. Она спросила, кто там, а Боси Ущерб назвал себя.
— Что ты здесь хочешь? — сказала она.
— Я хочу напоить моего жеребца в твоём винном ручье, — сказал он.
— Легко ли это, мой милый? — сказала она. — Он не привык к таким колодцам, как у меня.
— Я подведу его, — сказал он, — и затолкаю его в воду, если он не захочет пить иначе.
— Где твой жеребец, мой сердечный друг? — сказала она.
— Между моих ног, любовь моя, — сказал он, — возьми-ка его, но осторожно, потому что он очень пуглив.
Тогда она обхватила его член, погладила и сказала:
— Это проворный жеребец, хотя и очень уж длинношеий.
— Он плохо владеет головой, — сказал он, — но он хорошо склоняет загривок, когда напивается.
— Позаботься теперь обо всём, — сказала она.
— Расставь ноги пошире, — сказал он, — и будь как можно тише.
Теперь он досыта напоил жеребца, так что тот весь был в пене. Дочь бонда была так поражена этим, что она едва могла говорить.
— Ты не утопишь жеребца? — сказала она.
— Он получит столько, сколько только выдержит, — сказал он, — потому что он часто мне непослушен оттого, что не может выпить столько, сколько просит.
Он занимался тем, что ему нравится, и потом успокоился. Дочь бонда удивилась, откуда появилась влага у неё в промежности, потому что вся постель под ней была в пене.
Она сказала:
— Не может ли быть такого, что твой жеребец выпил больше, чем ему следовало, и отрыгнул лишнее?
— С ним что-то случилось, — сказал он, — потому что он такой мягкий, как требуха.
— Он, наверное, перепил, — сказала она, — как другие пьяницы.
— Наверное, — сказал он. Они развлекались, как им нравилось, и дочь бонда была то сверху, то снизу, и она говорила, что никогда не ездила на жеребце медленнее, чем этот.
После многочисленных забав она спросила, что он за человек, а он честно ответил и спросил в свою очередь, что нового в стране. Она рассказала самую последнюю новость: братья Хрёрек и Сиггейр заполучили Хлейд, сестру конунга, и убили конунга Хринга в Гаутланде:
— И они теперь стали столь знамениты из-за этого похода, что, кажется, нет им подобных в Аустрвеге, и конунг отдал свою сестру Сиггейру, хотя и против её воли, и свадьба состоится в течение трёх ночей. А они так осторожны, что на каждой улице и в каждой гавани у них есть соглядатаи, и нельзя их застигнуть врасплох, и им кажется невероятным, что Херрауд и Боси придут за девушкой. Конунг велел построить себе столь большую палату, что в ней сто дверей, и между всеми равное расстояние; между каждой парой дверей может свободно сидеть сто человек; у каждой двери двое стражников. И туда не сумеет войти никто, кого не узнают у какой-нибудь двери, а того, кто никому не знаком, схватят и будут держать в тюрьме, пока не проверят, что это за человек. Посредине палат стоит кровать, к которой ведут пять ступеней. Там лягут невеста и жених, а вся дружина будет бодрствовать вокруг, и ничто не сможет застать их врасплох.
— Кого конунг ценит больше всего? — спросил Боси.
— Его зовут Сигурд, — сказала она, — он советник конунга и так хорошо играет на музыкальных инструментах, что нет ему равных, где бы ни искать, но всё же лучше всего на арфе. Он сейчас приехал к своей наложнице; она — дочь бонда здесь у леса; она шьёт ему одежду, а он настраивает свои инструменты.
Так закончился их разговор, и они спали до утра.