безликим и пыльным. Такими же безликими ему показались и новые одноклассники с их глупыми меркантильными интересами, пустыми разговорами, идиотскими шутками уровня шестого класса. Он часто и с тоской вспоминал свой теперь уже 10А. После уроков спешил домой к письмам от Лены и книгам. Они переписывались часто, и он знал все классные новости. Иногда просыпаясь под утро, в полусне Саша прислушивался в надежде вновь услышать гул самолетных турбин так хорошо различимый в ночной тишине авиагородка но, вспомнив где он, расстроенный, снова засыпал.

Беда не приходит одна.

Проходя приписную комиссию в военкомате, выяснилось, что с его вестибулярным аппаратом дорога в небо ему закрыта. С мечтой пришлось проститься. Нужно было выбирать профессию, и он по совету отца подал документы в военное училище. Саратовский химдым как его называли местные.

Последний класс в школе тянулся уныло долго, но все когда ни будь, заканчивается. Закончился и он.

Без сожаления расставшись со школой и классом, который так и остался чужим, вполне прилично сдав вступительные экзамены, он надел курсантскую форму, но не голубую как мечтал, а зеленую.

Приятной неожиданностью стало появление среди абитуриентов Саши Конькина бывшего их, с Леной одноклассника перешедшего в другую школу после 8 класса. Наконец у него появилась хоть один близкий человек. Они сразу подружились и стали держаться вместе. Конькин тоже поступил. Жить стало немного веселей.

Дисциплина, распорядок дня, субординация. То, что раньше было просто словами, стало неприятной действительностью. Свободолюбивый Саша привыкал тяжело. Учился не хорошо и не плохо, без души. Грели Ленины письма. Она писала часто, рассказывала про институт, делилась новостями, иногда присылала фотографии, но главное писала, что очень его ждет. Он же банально завел календарик, где ежедневно зачеркивал прошедший день, с тоской глядя на оставшиеся.

В училище Саша подружился с Лешей Столяровым. Их койки случайно оказались рядом, а Леша оказался на редкость хорошим парнем. Постепенно они сблизились и стали друзьями. Впрочем, с Конькиным Зибин тоже продолжал дружить.

Молодость всегда торопит дни, в зрелости они торопятся сами.

Наконец пришла и прошла первая зимняя сессия, впереди столь долгожданный зимний отпуск.

В Ташкент они с Конькиным летели через Куйбышев. Там пересадка. В столицу республики Узбекистан самолет приземлился вечером, нужно было ехать в Сергели к Конькину, у которого решил остановиться Саша, а с утра идти в комендатуру, вставать на учет. Увидеться с Леной сразу же не получалось. Уже позже, почти ночью с трудом найдя в Сергелях работающий телефонный аппарат, Саша дрожащими от волнения пальцами набрал ее номер. Лена сняла трубку практически сразу.

- Это я. Здравствуй.

- Ты где? Когда приехал?

- Я в Сергелях, у Конькина, прилетел три часа назад.

- Зибин я тебя убью. Первое что сделаю, когда увижу - убью. Я сутки от телефона не отхожу, в институт не пошла, а он в Сергелях отдыхает и звонит аж через три часа, с аэропорта позвонить не судьба? Хорошо, что не в конце отпуска про меня вспомнил - бушевала Лена.

- Когда в твоем плотном графике запланировано посещение моей скромной персоны, если запланировано вообще? - язвила Царева - ты чего молчишь?

Саша слушал ее голос как музыку.

- Лен мне с утра в комендатуру надо - улыбаясь, сказал Саша - а потом сразу к тебе.

- Сначала ко мне, а потом вместе в комендатуру - тоном, не терпящим возражений, отрезала Лена - если что-то пойдет не так, я подключу папу, он сказал что там очень строго. Ровно в девять у меня. И перестань лыбиться Зибин, завтра получишь по первое число.

Королева вновь вступила в свои права. Впрочем, по-другому и быть не могло.

- Господи, худющий то какой - первое, что сказала недовольным тоном Царева, наутро увидев Сашу - вас, что там совсем не кормят?

- Я тоже очень соскучился - сухо произнес Зибин. Он тысячу раз представлял себе эту их встречу, но в его мечтах все было по-другому. Ее слова, почему-то неприятно задели его.

- Дурак - вдруг всхлипнула Лена и, заплакав, кинулась ему на шею.

Зимний отпуск они провели в кафе.

Саша весь семестр откладывал небольшое денежное довольствие положенное курсантам, целых сто рублей дал на поездку отец и еще пятьдесят, тайком сунула мама. В общем, он был богат, на кофе с мороженым хватало, а питаться в Ташкенте можно было на рубль в день, десять копеек стоила самса, а палочка шашлыка всего двадцать восемь.

В гости к Лене Саша пошел один раз, но весь вечер прошел в беседах с ее отцом на тему армии и выслушиванием многочисленных наставлений. Лишь к концу Лена смогла прервать поток нравоучений, уведя его под предлогом показа своей комнаты. Ленина мама больше молчала, но очень внимательно рассматривала Зибина. Смотрины, а не вечер. Больше вечера они решили не тратить, слишком мало их оставалось.

Ташкент совсем не изменился за Сашино отсутствие, оставшись все тем же самым лучшим в мире городом и даже не городом, а маленьким своеобразным государством в государстве. С многонациональной толпой на улицах, восточными пестрыми базарами, соленым куртом и горячими лепешками у узбечек, весело звенящими трамваями и жесткими, но справедливыми неписаными законами улицы, соблюдавшимися не менее строго, чем писаные.

Это был его город, здесь прошло его детство, здесь жили его друзья, здесь была Лена и свое отсутствие тут, Саша рассматривал как временное недоразумение. Он обязательно сюда вернется. Пока не ясно как, но все равно вернется. По-другому просто не могло быть.

Они целыми днями гуляли по Ташкенту, иногда уезжая в центр, чтобы пройтись под столетними чинарами Сквера и зайти в "Снежок" поесть мороженного или оставаясь около Транспортного института, где им был знаком каждый переулок, а порой уходили в авиагородок и доходили до бывшего Сашиного дома, где теперь жили другие люди. Мама Царевой достала им билеты на концерт ансамбля Ялла и там они впервые услышали чарующие звуки "Последней поэмы", а в один из дней пришли в родную школу, где бывшая классная учительница Белла Марковна не смогла скрыть своего изумления, увидев их вместе. Исай Федорович напротив ничуть не удивился, только многозначительно улыбнулся, тайком подмигнув Зибину.

- Спасибо вам Исай Федорович - пожимая ему руку и глядя в глаза, сказал Саша и добавил - Спасибо за все.

Они гуляли, ели мороженое и целовались. Никогда в жизни ни до, ни после Саше не приходилось столько целоваться, и это было чудесно.

После зимнего отпуска ему стало легче. Армейский быт, ставший привычным и