перехватило, руки задрожали, а язык онемел. Нимало не смутившись, Агнешка поправила свое одеяние, как будто рядом с ней стоял не мужчина, а резной комод.

- Давно ты здесь? - Поинтересовалась она насытившись.

- Кажется, целую вечность, - пролепетал в ответ юноша, у которого перед глазами все еще трепетала тонкая жилка на молочно-белой шее.

- Вечность, это много. - Прекрасное лицо панны тронула тонкая улыбка. - Как ты попал в плен?

- Меня захватил пан Михальский.

- А это, наверное, тот шляхтич, что охраняет герцога - наморщила лобик Агнешка. - У него довольно грозный вид.

- Вы правы, ваша милость, он телохранитель русского царя и весьма опасен в бою. Мне пришлось видеть его в деле, и я до сих пор не понимаю, как мне удалось выжить.

- А скажи мне, - спросила девушка, даже не подумав притворится, что горестная судьба Корбута ей хоть немного интересна, - кто такая госпожа Элизабет?

Лицо Янека выразило совершеннейшее отчаяние, но он был вынужден признаться, что слышит это имя впервые.

- Может твой друг-московит знает?

- Вполне вероятно, - ухватился за эту мысль литвин, - пан Анциферов не слишком образован, однако человек он осведомленный и будет рад услужить вашей милости.

- Так спроси его, только пусть не показывается. А то вид у него какой-то... варварский.

- Так это верно, Лизка Лямкина, - почесав голову, ответил Первушка, на вопрос Янека.

- А кто она?

- Так это, - помялся он, - в немецкой слободе живет. Муж ее трактир держит, а она сама всякой всячиной торгует по женскому делу. Лентами там, кружевами всякими. Деньги еще в рост дает, да еще вместо обычной лихвы* какой-то процунт требует.

- Процент, наверное? - Поправил его Янек.

- Может и так, - согласился писарь, - а что это?

- Ну как тебе объяснить, - задумался Корбут. - Это от латинского - "про центум", то есть сотая доля. Можно сказать, что процент, это лихва и есть.

- Ишь ты, - покрутил головой Анциферов, - а что, все ляхи латинянский язык ведают, как ты?

- Многие знают, - пожал плечами литвин, - хотя большинство запомнили лишь по нескольку слов, и вставляют их в разговор, когда надо и не надо, чтобы показать свою ученость.

- Точно как наши бояре, - усмехнулся Первак, - как начнут в Думе говорить, то как будто священное писание читают, ни слова в простоте!

- А скажи мне Незлоб, - снова начал Янек, понукаемый красноречивыми взглядами Агнешки из-за ширмы, - эта, как ты сказал, Лизка Лямкина, она с вашим государем...

- Янка ты совсем дурак, кто же о таких делах вслух говорит? За такое можно и без языка остаться.

- Значит, это правда?

- Может и правда, - отрезал Первушка, я им свечку не держал. - Однако наш государь человек молодой, а царица Катерина из неметчины носа не кажет. Так что если грех и есть, то небольшой! И государь наш если и блудит, то по-тихому.

- Но ты ведь знаешь?

- Да все знают, - отмахнулся Анциферов, - но вслух не говорят, потому как у боярина Ивана Никитича Романова катов в приказе много, а язык у каждого всё-таки один!

Услышав рассказ Первака, Агнешка загадочно улыбнулась. Ну конечно, она права. Да, у него была женщина, но разве может какая-то маркитантка сравнится с ней? Наверное, он не раз пожалел, что отверг ее любовь. Что же, теперь герцог может исправить эту ошибку. Она не будет слишком уж строга к нему и даст возможность заслужить прощение. Скоро он придет, и ей нужно подготовиться. Волосы расчесаны, наряда все равно нет, что же делать? Не придумав ничего лучше, девушка прилегла на оттоманку, постаравшись принять самую соблазнительную позу. "Ты все равно будешь моим, Странник", - подумала она и... скоро заснула.

----------------------

*Лихва. - Ссудный процент в допетровской Руси.

Проснувшись утром, панна Карнковска поняла, что ее ожидания не оправдались и, по крайней мере, нынешней ночью ее никто не посетил. Это было обидно. За ночь воздух остыл, в шатре было холодно, а одеть все еще нечего. К тому же мочевой пузырь настоятельно напоминал о своем существовании, а каким образом его можно опорожнить было совершенно неясно. Ее слуги или охранники бессовестно дрыхли у входа в шатер, завернувшись в тулуп. "Им-то, наверное, тепло", - разозлилась Агнешка и страшно захотела пнуть кого-нибудь из них в бок. Однако осуществить это желание не получилось, потому что московит проснулся и, увидев стоящую перед ним закутанную в плащ девицу, сладко потянулся и поприветствовал ее:

- Доброго утречка, боярышня!

Слова эти показались панне Карнковской настолько бесстыдными, что она не нашлась, что ответить и, фыркнув, ушла на свою половину. На ее счастье скоро заявились маркитантки, принесшие ее выстиранную одежду. Кроме того с ними пришла женщина назвавшаяся портнихой и принялась снимать мерку с Агнешки.

- У вашей милости, очень красивая фигура, - льстиво заметила портниха, говорившая по-польски гораздо лучше своих товарок. - У меня есть прекрасный атлас, в котором вы будете выглядеть великолепно!

- Все это хорошо, - не слишком любезно отвечала полячка, - но нельзя ли побыстрее?

- Кажется у вас какие-то проблемы? - проницательно посмотрела на нее немка. - Ну, конечно, у вас есть свой шатер, но нет служанки, а эти мужланы и не подумали, что у фройлян бывают надобности! Эй вы, кумушки, ну-ка сводите госпожу в отхожее место, да смотрите, чтобы солдатня не чесала на этот счет свои языки. Наш Ганс верен себе, он хорошо знает, зачем нужны женщины, но совершенно не догадывается, как устроить их быт.

- Что-то непохоже, чтобы он побывал здесь сегодня ночью, - пробурчала одна из маркитанток.

- Вот уж не твое дело! - Отрезала портниха, - давай помоги госпоже и возвращайтесь обратно. У нас много дел.

Снова переодевшись в мужскую одежду, Агнешка почувствовала себя гораздо лучше. По крайней мере, она могла выйти из шатра, не привлекая к себе особого внимания. Немки снова ушли, пообещав вернуться, когда платье будет готово. Янек и Примус заботились о ней, и всячески угождали, но лишь одна вещь омрачала ее пребывание в московитском лагере: он не проявлял к ней ни малейшего любопытства. К царскому шатру постоянно подъезжали какие-то люди. Одни входили туда, другие выходили, третьи толпились рядом. Иоганн Альбрехт и сам частенько отъезжал куда-то, осматривая войска или укрепления. И посреди всех этих дел у него не нашлось и минутки, чтобы подойти к ней и спросить как она... Нет, это решительно невыносимо! И как она только могла сравнить мягкого и обходительного Владислава с этим бесчувственным чурбаном! Мало ли что вокруг война, а может ей скучно!!!

Между тем, вокруг действительно бушевала война. Пока русские отступали, их иногда тревожили нагоняя небольшие