поляки пришли, заняли Москву, Россия была абсолютно обезглавлена и по ней шёл хаос и разбой, — в России нашлись оздоровляющие, самоспасительные силы. В это время отдельные посёлки, отдельные маленькие городишки стали слать гонцов друг к другу, сносились, объединялись, начали создавать движение спасения России, создали ополчение, нашли для него деньги, нашли полководца, тут было наше Поморье — самая свободная часть России, гордость наша, не случайно Ломоносов оттуда. И освободили Россию, и установили настоящее крепкое государство. Мы сделали это сами. В это время и первые цари наши — Михаил Фёдорович, Алексей Михайлович — о-о-о, как они считались с Земскими соборами. Земские соборы влияли, влияли решительно на всю государственную политику. И когда Земский собор предлагал решение — часто единогласное — царь не имел права его не принять. Просто принимал, и всё. А если было два-три мнения — два-три, а не 250, как у нас сейчас партий, — то царь выбирал из них и аргументировал, почему он выбрал это, а не другое решение. Вот такова была наша Россия. А дальше начался петербургский период, в который, с горечью надо признать, подавлялась инициатива народа и безумно истрачивалась его сила — на безнадобные цели. Вы думаете — на завоевания? Нет, на завоевания меньше всего. Да Сибирь мы взяли одним богатырским движением, там война была только с татарским царством на Иртыше, а потом и войны не было. Шло могучее — не так, как громили и сжигали индейцев в Америке, — могучее освоение Сибири, и Аляски, и северной Калифорнии, и всё это за одно столетие. И почитайте историю Сибири, даже советскую, 5-томную, почитайте, какие, уже к концу XVIII века, были в Сибири учебные заведения, какие направления развивались, как учили людей. Гигантские, гигантские подвиги.

Да, конечно, мы вели и излишние завоевания, ясно. Мы же считали, что не можем покинуть без помощи христианские народы, где-либо на земле. Если Грузия, Армения просят помощи — идём! Грузинский царь у Бориса Годунова просил помощи. Боже мой, Борису Годунову в тот момент только этим заниматься. Послал отряд, под Дербентом его разбили. Но всегда мы знали: Грузию мы должны спасать, Армению мы должны спасать. И действительно, пошли на помощь, подвели войска, спасли их от мусульманского нашествия. Это поставило нас в необходимость потом вести 50-летнюю Кавказскую войну, которую мы могли бы не вести, и обойтись без Кавказского хребта, а казачьи линии шутя держали бы горские набеги, — но нет, мы взялись, мы взялись всё тянуть на себе.

А после трёх столетий петербургского периода у нас был кошмарный 70-летний период, советский. Большевики уничтожали народ не просто, как косят траву, подряд, кого попало, — нет, выбирали самых умных, самых инициативных, кто язык развяжет кто протестует, кто ищет справедливости, кто умён, — вот этих выбирали. Сознательно уничтожали лучших. И нужно сказать — величайшее чудо сегодняшнего дня, обнаруженное мною реально, когда я после 20 лет изгнания стал на Владивостокскую землю и потом ехал до Москвы, а потом опять, до Кавказского хребта и по областям Средней России, — величайшее чудо, что, несмотря на всеуничтожение русского этнического материала, он остался. Сколько людей, молодых или среднего возраста, — умных, инициативных, талантливых, ищущих применения. Часто им руки отбивают — администрация, или обстоятельства, или нужда. Но этот материал человеческий — есть, и он-то один и внушает нам надежду, что мы — не погибший народ, что мы встанем и выпрямимся, если найдём правильные пути для этого.

Да, мы к свободе, конечно, не привыкли, и за 300 лет петербургского периода, и за 70 лет советского. К свободе трудно привыкать. И трудно понимать друг друга: после десятилетий принудительного единомыслия оказалось, что мысли наши разбрелись на 77 дорог, мы как будто уже не соотечественники, не люди одной страны, мы все говорим разное. И нам нужно искать общения, все виды общений, чтобы друг друга убеждать, а не механическим голосованием давить.

Это механическое голосование, которое мы заимствовали у Запада, — оно у нас сколько-то просуществует, однако это не общерусская, не древнерусская манера, вот земство как раз не им руководилось. Механическое голосование — это количественное голосование. Не вам, студентам университета, говорить, как различаются в ранге количество и качество. Количественное голосование: каждому один голос. Умудрённый жизненным опытом старик — и абсолютный сопляк; человек высокой квалификации — и юнец, который ещё ни к чему не приложил руки; человек честный, добросовестный — и последний жулик, — каждый имеет один голос. И так мы это приняли, и в нашем уродливом парламентаризме это есть, и будет пока существовать, и неизбежно сегодня с этим считаться.

# Тут меня упрекали, что я разрушал двуполюсный мир. Я согласен этот упрёк принять: в том смысле разрушал, что, находясь в СССР, не боялся, когда головы секли, говорить о коммунизме всё, что я думал. А когда меня выслали на Запад, то, не боясь того, что нахожусь на американской земле, на их земле, я говорил всё, что думал, — о западной жизни, об Америке. И там находились такие, что писали жирными заголовками: пошёл вон, если тебе не нравится наша страна! убирайся в СССР! Да, я разрушал двуполюсный мир. Но он и не должен быть двуполюсным. Он должен быть многополюсным. Он имеет право на высокое и объёмное многообразие. Вот эти разговоры: «правое», «левое», — я их не принимаю, я просто вообще не понимаю, «правое-левое», в нашей стране даже запутались теперь, кто правый, кто левый; вот за это время переменилось: кто были «правые» — они уже «левые», и наоборот. Это всё — в плоскости, а надо мыслить в трёхмерном, четырёхмерном измерении.

# О реабилитированных. Здесь выступало сегодня несколько человек, в прошлом репрессированных, говорили они на разном уровне, некоторые только о себе, другие об общей проблеме. Ну, что сказать… У нас закон о реабилитации, как большинство законов, — на бумаге. В иных случаях, чтобы получить компенсацию, нужно иметь семь пядей во лбу или невероятное, сказочное везение. Например, если ты был раскулачен, докажи, что у тебя была действительно отобрана хата 65 лет назад и две коровы, вот справку принеси, найди такую справку сейчас. А если сослали крестьянина, и с ним сына семилетнего и девочку пятилетнюю, вся жизнь их искорёжена, отец умер давно, а им теперь говорят: да, вы пострадавшие, но косвенно, не того порядка, не вас же сослали. — Да как не сослали, нас с родителями и сослали, мы ещё дольшую, ещё худшую жизнь провели! — Справку, справку, справку… Ждут, чтобы все репрессированные вымерли, и никому бы ничего не платить. Не лучше дело обстоит и с