дискредитировать хорошую идею, используя для ее претворения в жизнь негодные средства.

Введение всеобщей трудовой повинности, развитие в государственном масштаба принудительного труда ударили по самым трудоспособным, активным, самостоятельным и предприимчивым

работникам. Для них такая система труда была невыносима, так как подрывала их изначальное духовное состояние. Производительный труд в этих условиях был невозможен.

Уже в мае 1918 года председатель ВЦСПС М. Томский отмечает, что «падение производительности труда в настоящий момент дошло до той роковой черты, за которой (вернее, на которой) грозит полнейшее разложение и крах. Рабочие бросают фабрики и заводы, покидают города, обосновываются в деревне. На первом съезде совнархозов А. Гастев констатирует нежелание рабочих работать: «По существу, мы сейчас имеем дело с громадным миллионным саботажем. Мне смешно, когда говорят о буржуазном саботаже, когда на испуганного буржуа указывают как на саботажника. Мы имеем саботаж национальный, народный, пролетарский (курсив мой. — О. П.). Рабочие, несогласные трудиться принудительно и на условиях уравнительного распределения, объявлялись «ненастоящими» рабочими, прокравшимися кулацкими элементами, а в лучшем случае пролетариями, зараженными мелкобуржуазной психологией, для перевоспитания которых были созданы «школы труда» — трудовые лагеря.

К концу гражданской войны идея принудительного труда доводится до логического завершения в системе милитаризации труда. «Мы, — писал Троцкий, — мобилизуем крестьянскую силу и формируем из этой мобилизуемой рабочей силы трудовые части, которые приближаются по типу к воинским частям… Рабочая масса должна быть перебрасываема, назначаема, командируема, точно так же, как солдаты». Одновременно милитаризации подвергается труд рабочих. На III Всероссийском съезде профсоюзов в апреле 1920 г. Троцкий заявил: «Верно ли, что принудительный труд всегда непродуктивен? Мой ответ: это наиболее жалкий и наиболее вульгарный предрассудок либерализма». На IX съезде РКП(б) Троцкий объявляет, что каждый должен считать себя «солдатом труда», который не может собой свободно располагать, если дан наряд перебросить его, он должен его выполнить; если он не выполнит — он будет дезертиром, которого карают». Организуются массовые мобилизации по трудовой повинности, вырабатываются планы с установлением числа мобилизованных, местом их сосредоточения, размером трудовой задачи и количеством необходимых орудий труда. Лица, уклоняющиеся от трудовой мобилизации, привлекаются в уголовном порядке.

После окончания гражданской войны часть солдат организуют в трудовые армии, которые, как настоящие военные части, направляются на объекты государственного значения; распределение работ в них осуществляется принудительно-приказным способом, а оплата труда — по пайковой системе. Первая трудовая армия формируется на Урале, чуть позднее возникают Донецкая, Кавказская, Поволжская, Петроградская, Сибирская, Туркестанская, Украинская и Центральная. Вдохновителем и руководителем создания этих трудовых армий был все тот же Л. Троцкий. В начале 1920 годов численность трудовых армий достигла пяти миллионов человек, выполнявших самые различные виды работ в промышленности, на транспорте и даже в сельском хозяйстве. Милитаризация труда парализовывала народные основы труда, разрушала его духовное содержание, ломала сложившиеся трудовые отношения. Страна была ввергнута в катастрофу невиданного масштаба, прежде всего, в результате «всеобщего развала сферы труда и трудовых отношений». Сельское хозяйство — отброшено лет на сто назад. Выработка промышленной продукции сократилась в семь раз, производительность труда в четыре раза.

Попытка насаждения принудительного труда в государственном масштабе, противная характеру и психологии народа, потерпела неизбежный крах. По всей стране ширилось повстанческое движение за возвращение к народным основам, традициям и идеалам, за свободный труд, за народные понятия справедливости и счастья. Гражданская война к 1920 году превратилась в крестьянскую войну за свой коренной порядок жизни. Те же самые идеи, как костер, разгорались в городах, знаменуясь забастовками и восстаниями рабочих Москвы, Петрограда, Воткинска, Ижевска и др. Народное движение поддержали восставшие моряки Кронштадта.

Двадцатые годы

В 20-х годах, как чума, продолжают развиваться симптомы отрицания народной культуры труда. Америка, американская техника — Форд, Тейлор — становится моделью, предметом поклонения. Отрицание народной культуры всячески поощряется с самого верха. Сталин говорит о сочетании «русского революционного размаха и американской деловитости». Алексей Гастев провозглашает: «Возьмем буран революции — СССР. Вложим пульс Америки и сделаем работу, выверенную, как хронометр». Троцкист Л. Сосновский объявляет, что надо искать «русских американцев», людей, которые «умеют работать таким темпом и с таким напором и нажимом, каких не знала старая Русь». Дошло даже до того, что и некоторые крестьянские поэты начали воспевать Америку; Петр Орешин, например, писал: «И, снится каждой полевой лачуге чудесный край — железный Нью-Йорк».

Возникают но сути дела бредовые идеи превращения сельского хозяйства в ряд гигантских фабрик с тейлоризированной организацией труда (агрогородов), в которых практически не оставалось места для применения ценностей традиционной крестьянской культуры.

От рассуждения «о лени и спячке» трудовой России один шаг до теоретических постулатов Троцкого, о «культурном идиотизме» русского крестьянства — «смердяковской философии» презрения крестьянской культуры. «Культурный идиотизм» крестьянства считался фактом, не требующим доказательств, и применялся многими политиками и культурными деятелями того времени. В частности, М. Горький неоднократно использовал этот «термин» в своих статьях.

Да что Горький, вся государственная политика 20-х годов рассматривает крестьян как людей второго сорта. Государство стремится выкачать из деревни как можно больше средств, лишает крестьян права самоуправления, передав руководство деревней в руки пролетарских и босяцких элементов.

Страх и голод

С конца 20-х годов принуждение, страх, голод снова становятся главными движущими силами сферы труда, а сам труд приобретает принудительный характер в государственном масштабе.

В популярной в 30-е годы пьесе Н. Афиногенова «Страх» один из персонажей, профессор Бородин, заявляет, Что сейчас «общим стимулом поведения 80 % всех