- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (10) »
обследованных (граждан страны. — О. П.) является страх».
Страх царствует всюду, пропитывает все поры общества, парализуя творчество, самостоятельность, инициативу, предприимчивость. «Молочница, — говорит Бородин, — боится конфискации коровы, крестьянин — насильственной коллективизации, советский работник — непрерывных чисток, партийный работник боится обвинений в уклоне, научный работник — обвинения в идеализме, работник техники — обвинения во вредительстве. Мы живем в эпоху великого страха. Страх заставляет талантливых интеллигентов отрекаться от матерей, подделывать социальное происхождение… Страх ходит за человеком. Человек становится недоверчивым, замкнутым, недобросовестным, неряшливым и беспринципным… Кролик, который увидел удава, не в состоянии двинуться с места… Он покорно ждет, пока, удавные кольца сожмут и раздавят его. Мы все кролики. Можно ли после этого работать творчески? Разумеется, нет».
По всей стране происходит возвращение к принудительным методам регулирования сферы труда, сходных с методами военного коммунизма, но шагнувшими еще дальше. Возвращение это не было случайным, а обуславливалось всей предыдущей политикой и практикой нового режима. В том, что к методам принудительного труда придется вернуться, Сталин не сомневался. «Мы пробовали этот путь, — писал он в 1927 году, — в период военного коммунизма в виде организации трудовых армий. Но на этом пути больших результатов не добились. Мы пошли потом к этой цели обходными путями, и нет основания сомневаться в том, что добьемся в этой области решающих успехов».
Основной формой привлечения кадров в промышленность стал так называемый организационный набор путем заключения договоров хозяйственных организаций с колхозами, закрепление рабочих за предприятиями на определенные сроки на основе контрактации (постановление ЦИК и Совнаркома СССР «Об отходничестве», 30 июля 1931 года). На практике это было так. Соответствующие органы давали разнарядку на район. Райком спускал эту разнарядку в отдельные колхозы. Колхозы автоматически заключали договора, причем практически не учитывались склонности и интересы самих направляемых колхозников. Бывшие колхозники прикреплялись к тем предприятиям, где, по мнению бюрократических органов, наблюдалась необходимость в них. Бывший колхозник не мог покинуть предприятие, пока не закончится срок контрактации.
Постановлением ЦИК и СНК 27 декабря 1932 года в стране вводится паспортная система, ставшая в тех условиях одной из главных форм принудительного регулирования рабочей силы.
Люди, не имевшие паспортов, а жителям села их не выдавали, не могли устроиться на работу и поэтому пожизненно прикреплялись к тому или иному колхозу. Жители городов не могли устроиться на работу без прописки, а часто и, наоборот, не могли получить прописки, не устроившись на работу. Таким образом, устанавливалась принудительная связь между местом работы и жительством.
Кроме паспортного режима существовала еще знаменитая статья «7-35», по которой получали до 7 лет люди «без определенного места жительства» и «без определенных занятий». По своей свирепости этот закон опередил английский «закон» о бродяжничестве», который предусматривал более мягкое наказание.
Вводится драконовский закон, предусматривающий немедленное увольнение хотя бы за один прогул. Постановление ЦИК от 15.11.1932 года гласило: «Установить, что в случае хотя бы одного дня неявки на работу без уважительных причин работник подлежит увольнению с предприятия или из учреждения с лишением его права пользования выделенными ему, как работнику данного предприятия или учреждения, продовольственными и промтоварными карточками, а также с лишением его права пользования квартирой, предоставленной ему в домах данного предприятия или учреждения».
В 1933 году выходит постановление «О порядке отходничества от колхозов», в котором предусматриваются меры административного наказания за самостоятельный уход колхозника на постоянную или временную работу в город. Разрешение на уход дается только на основании специально зарегистрированного в правлении колхоза договора с хозорганами.
В 30-е годы промышленность ежегодно набирала в «организованном» порядке в колхозах около полутора-двух миллионов человек. Только за годы второй пятилетки было «организовано» и направлено в промышленность и транспорт около 13 млн. человек — преимущественно колхозников.
Рабочих «добровольно-принудительно» объединяют в ударные бригады, заставляя закрывать глаза на ужасные условия работы и быта. Более того, ударные бригады «добровольно» пересматривают нормы выработки в сторону их повышения, а сдельные расценки в сторону понижения. Одновременно берутся повышенные против плана задания по производству и по снижению себестоимости. В конце 20-х — 30-е годы нормы выработки в промышленности повысились на 15–50 процентов, а расценки на многие работы снизились.
Рабочие, пока была возможность, пытались переходить на другое место работы, однако чаще всего и там было то же самое. Тем не менее, текучесть рабочей силы, например, в Донбассе в 1930 году доходила до 60–65 процентов. На хлопчатобумажных предприятиях за год сменилось 68 процентов всех рабочих, льняных — 104 процента, обувных — 120 процентов.
Чтобы остановить этот естественный процесс, государством осуществляется целый ряд мероприятий по принудительному закреплению рабочей силы.
В конце 20-х — 30-е годы проводится шумная кампания по так называемому самозакреплению кадров. Суть ее состояла в том, что рабочих заставляли «добровольно» подписывать обязательства оставаться на предприятии до конца пятилетки. Нередко отказ от подписи такого обязательства объявлялся антисоветским настроением с соответствующими последствиями для того времени. В Ленинграде в 1930 году, например, было закреплено 200 тыс. работников, на Украине — 30 % всех металлистов.
Приказом свыше происходит окончательная ломка сложившегося веками трудового ритма — чередования труда, отдыха, праздников. Происходит чудовищное! Вместо человеческого календаря в 1929–1930 годах вводится совершенно искусственный производственный табель-календарь, по которому вся человеческая жизнь рассматривается только с позиций производства.
Традиционные воскресенья и праздники были отменены. Перечеркивается весь опыт русского народа, да и всего человечества. Советский производственный табель-календарь состоял из 360 дней, то есть 72 пятидневок. Остальные пять дней было велено считать праздничными. Праздничные дни были приурочены к советским памятным дням и революционным праздникам:
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (10) »